Консул, услышав французскую речь, смущенно опустил глаза.

— Если вы не возражаете, господа, — продолжал Лазо, — то мы будем беседовать по-французски. Я и мой коллега, — Лазо склонил голову перед Гавриловым, — в переводчике не нуждаемся.

Гаврилов досадовал, что не понимает чужого языка, но он с нескрываемым восхищением смотрел на Лазо, который свободно изъяснялся с консулами, и, судя по их лицам, выражавшим то сожаление и настороженность, то видимое удовольствие и благосклонность, безошибочно пришел к выводу, что им придется принять условия ревкома. Внимание консулов было приковано к большим властным глазам Лазо.

— Господин комендант, — скрипучим голосом произнес английский консул на ломаном французском языке, отчего его сосед, француз, скривился, словно выпил горькой настойки, — мы требуем от новой власти письменной гарантии неприкосновенности нашей жизни и нашего имущества.

— Власть наша действительно новая, господин консул, — ответил Лазо, — но народ ее называет советской властью, и я прошу присутствующих в дальнейших переговорах так ее и именовать. — После короткой паузы он продолжал: — Перейду к существу ваших требований. Почему вообще возникли требования? Какие основания у господина консула Соединенного королевства опасаться за свою жизнь и за свое имущество?

— Значит, господин комендант, — заключил консул, — вы нам дадите письменную гарантию?

— Я этого не говорил, — твердо ответил Лазо. — Неприкосновенность гарантируется всем послам и консулам, но дополнительных письменных гарантий, которых вы требуете от революционного комитета, Советское государство и представители на местах не дают, равно как и ваши государства не дают таких особых письменных гарантий нашим послам и консулам.

— Ну что же, господин комендант, мы согласны с такой формулировкой. У нас больше требований нет.

— Зато они есть у нас, — заявил Лазо.

Консулы смущенно переглянулись.

— Ты насчет офицеров не забудь, — шепнул Гаврилов Лазо.

— Представитель революционного комитета требует от вас, господа консулы, не вмешиваться в наши внутренние дела.

— Это вполне законно, — заметил француз.

— Не сомневаюсь, что законно, — сказал Лазо, — но вы нарушаете этот закон. В английском, американском, французском и японском консульствах укрылись главари контрреволюционного мятежа. Полковник Никитин у вас, господин французский консул… Полковник Иванов у вас, господин японский консул. Кто же дал вам право нарушать законы страны, в которой вы находитесь?

Слова Лазо вызвали замешательство. Консулы слушали, не зная, как оправдаться, но и молчать было неудобно. Тогда поднялся японский консул и заговорил на ломаном русском языке:

— Каспадина коменданта, я желает просить помирофание для поркофник Ифаноф.

Лазо строго, но вежливо ответил:

— Сначала я переведу ваши слова на французский язык, чтобы все коллеги их поняли.

Кончив переводить, Лазо встал:

— А теперь я отвечу вам и вашим коллегам. Революционный комитет требует, чтобы в течение двадцати четырех часов все белогвардейские офицеры были выданы представителю коменданта, который явится с соответствующим мандатом за моей подписью. Мандат будет написан на двух языках: русском и французском. Невыполнение нашего требования будет расценено как вмешательство во внутренние дела страны со всеми вытекающими отсюда последствиями. — Лазо помолчал и добавил: — Других требований у нас пока нет.

Консулы поднялись со своих мест. Гаврилов, не поняв, о чем говорил Лазо, шепнул:

— Может, рано отпускаешь? Насчет полковников надо бы поговорить.

— Договорился, — так же тихо ответил Лазо и вышел из-за стола.

Один за другим подходили консулы, прощаясь с Лазо и Гавриловым. Пожимая руку французу, Лазо не без едкости сказал:

— Comme vous voyez, nous nous sommes pass'es d’interpr`ete [5] .

— Вы блестяще владеете французским языком, господин комендант, — расшаркиваясь, ответил консул, — прямо как природный парижанин.

Вечером в комендатуру пришел пожилой, высокий, гладко выбритый человек в хорошо сшитой генеральской шинели.

— Проводите меня к коменданту! Я — бывший генерал Таубе.

Лазо тотчас принял его и предложил кресло.

— Чем могу быть полезен?

— Этот вопрос я собирался задать вам, молодой человек. Меня направила сюда Центросибирь на одну из командных должностей. Безоговорочно приму любое ваше предложение, ибо твердо решил служить трудящейся России. Вот мои документы!

— Очень рад, товарищ Таубе. Хочу предложить вам должность начальника штаба гарнизона.

— Осмелюсь спросить, кто начальник гарнизона?

— Я, — застенчиво ответил Лазо.

Таубе встал и, взяв руки по швам, произнес:

— Разрешите приступить к работе?

— Что вы, товарищ Таубе, сначала побеседуем, поужинаем, а потом уж о делах.

До глубокой ночи бывший генерал и бывший прапорщик вели дружескую беседу.

— Осмелюсь спросить, Александр Александрович, что привело вас, бывшего барона, генерал-лейтенанта, к большевикам?