– Без нужды не пожгу, – задумчиво ответил паренек. – Только прогони ее поскорее.

– Как снова явится – так я ей спуску не дам, – лукаво улыбнулся старик.

Он надеялся, что гидра, как ни была обескуражена, вскоре забудет ночное происшествие и явится вновь. Днем, когда мальчишки угнали стадо вверх по берегу, а Нода занялась по хозяйству, старик нашел пологий скат и спустился на дно оврага. Если здесь было логово гидры, он хотел отыскать его. Старик обошел западный берег понизу и поверху, вернулся на восточный и обследовал его, но ничего, похожего на логово, не обнаружил. Неужели тварь и впрямь постоянно сидит в воде? Это приводило старика в глубокую задумчивость, и впервые с того дня, как увидел Ноду, он стал сомневаться, что встретит здесь своего знакомца. Но надежда не полностью оставила его, и проверить догадки все равно следовало. Старик обернулся к реке и два раза ударил посохом по кромке воды. Наблюдай за ним кто из деревенских, ахнул бы в голос: вода расступилась, обнажая речное дно. Старик пошел вдоль русла, разводя воду в стороны, пока не наткнулся на зловещий знак, подтвердивший его сомнения.

Глубоко в русле реки нашлись несколько тел. Вернее, телами они были раньше, нынче сохранились лишь остовы. Судя по костякам, все погибшие в реке были мужчинами. Рядом с одним обнаружилось топорище без топора, а меж ребер другого застрял гарпун. Разглядывая кости, старик подумал, что гидра, вероятно, не ела этих людей: она утащила их на речное дно, где мертвые тела до косточек обглодали рыбы. В раздумьях старик переворачивал остовы концом посоха, чтобы посмотреть на следы ранений, как позади раздался надрывный крик:

– Олис!

Старик обернулся и отступил. Не сделай он этого, Нода сбила бы его с ног и не заметила. Она бросилась на колени перед остовом с застрявшим гарпуном и принялась рыдать так неистово и страшно, что даже привычный ко всему старик смутился.

– Олис! Олис! – постоянно восклицала она, и можно было догадаться, что она зовет умершего мужа. Такое горе странно было видеть у женщины, смирившейся с гибелью супруга. Возможно, Нода лелеяла надежду, что Олис выжил, и лишь сейчас, увидев его оружие, поняла правду.

На ее вопли сбежалось полсела. Кто смотрел с обрыва, кто спустился в овраг. Вода, расступающаяся по мановению старикова жезла, совсем не занимала их, словно волшебство не имело и половины той силы, с которой действовало на людей мрачное зрелище. Они видели лишь кости в речном русле и женщину, убивающуюся над ними. Больше никто не кричал и не плакал: похоже, остальные не питали счастливых надежд. Но на всех без исключения лицах читалась угрюмая досада, а кроме того – решимость. Уж не прикончат ли эти молодцы ящера прежде, чем старик заберет у него вербную ветку?

Вскоре разошлись. Страшная находка, пускай была ожидаема, погрузила все село в мрачное молчание. Нода больше не беседовала ни с гостем, ни с детьми, подавленная горем. Ели молча, спать ложились в тревожной тишине. Уже ночью, слыша мерное посапывание детей и тихие всхлипы Ноды, старик думал о том, сколько бед может принести человеку надежда. Нода надеялась увидеть мужа живым, а старик надеялся увидеть в гидре ящера. Что, если и его чаяния напрасны?

В следующие два дня казалось, что гидре лучше вовсе не приплывать. Сам воздух над деревней сгустился, словно злые чары. Любое животное должно было чувствовать эту ненависть и держаться от села как можно дальше. Даже коровы, которых подростки гоняли пастись, тревожились, хирели и с большой радостью удалялись от хлевов.

Но гидра приплыла. Не получив добычи, она оголодала и, наплевав на предчувствия, явилась вновь. Старик никогда не видел, чтобы пресмыкающиеся насыщались так ненадолго. Сколько ни знал он змей, драконов, гидр, даже своего ящера – тем хватало большой добычи на месяц, а то и несколько. В трудные времена они могли обходиться без пищи целый год. А гидра идет в самое неприветливое место на земле спустя пару дней! Что-то во всем этом беспокоило старика, но времени думать у него не оставалось.

Бросив дела, сельчане смотрели с обрыва на реку, где изгибалась под водой блестящая спина. Старик стоял с ними, раздумывая, как подобраться к чудищу. В этот раз ему надлежало изгнать гидру насовсем, а то и убить ее, если упрямая тварь не последует через пороги. Гидра, словно не замечая зреющей над ее головами тучи, ныряла за рыбой. Иногда ей удавалось ухватить какую-нибудь мелочь, но все в деревне понимали, что парой окуней тварь не насытится.

И оказались правы: оголодавшее чудище полезло на берег. На этот раз гидра выбрала пологий склон на западе, по которому вполне могла забраться. Медлить было нельзя. Пробежав по мосту, старик встал неподалеку от того места, куда должна была вылезти тварь. Увидев его, гидра на миг замешкалась. Память о юрком создании, бесконечно жалящем и жгущем ее, была свежа в памяти твари. Но память ее не остановила. Уставив на старика шестнадцать алых глаз и злобно шипя, гидра продолжила подниматься.

Старик не двигался с места. Если бы он сейчас побежал, то окончательно распределил бы роли между ними. Но, стоя неподвижно на пути гидры, он вынуждал чудище самостоятельно решить, чего стоит ждать. Они смотрели друг на друга, и в алых глазах твари ничего нельзя было разглядеть, но старик знал, что она обескуражена. Когда все четыре лапы нашли твердую опору, старик увидел бледно-серое брюхо, отвисшее к земле. Гидра была в тягости. Но что же это такое? Либо ящер как мог дурачил преследователя, либо это был не он. Неужели старик напрасно потратил несколько дней, гоняясь за восьмиглавой самкой!

Но оставалась одна, последняя проверка.

– Сильна ты, да я сильнее! – крикнул он гидре и пошел на нее, поднимая посох.

Тварь отпрянула. Она еще не согласилась принять роль жертвы, но и хищником больше не была. Отступая по скату обратно в реку, гидра скалилась и шипела, но больше по привычке, чем надеясь устрашить противника. Пора было заканчивать игру. Скоро тварь уберется в свою реку, и нового появления придется ждать очень долго. Старик взмахнул посохом – могучие древесные корни вырвались из-под земли и оплели лапы гидры. Взмахнул еще раз – корни сжали восемь шей у восьми голов, из восьми глоток вырвался крик, полный тоски и злобы. Протянув к гидре ладонь, свободную от посоха, старик начал медленно сжимать пальцы. Повинуясь движениям его руки, сжимались корни, удушая гидру. Если бы старик быстро стиснул кулак, то переломал бы все шеи, но он был здесь не затем, чтобы убивать тварь. Ему только нужно знать…