Вот только стоило ли терпеть недоверие и осторожность, с которой к ней относились эти самые близкие люди? Конечно же, стоило. Она получила то, о чём не могла и мечтать. Она побывала на Хеликарьерре, потом на самой верхушке Башне Старка, увидела смену сезонов в Нью-Йорке, познакомилась с Пеппер Поттс и Тором, такими заведомо любимыми и родными. Попробовала кучу незнакомых сладостей, увидела вживую Капитана Америку и Железного человека в их привычных костюмах, а не в чёрном, скрытом обмундировании. Не таясь, вышла на улицу Большого Яблока. Ей подарили цветы. Она впервые по-настоящему влюбилась. Это стоит того, чтобы жить, хотя в её случае, это стоит того, чтобы отдать жизнь. Где-то на этом моменте мысль обрывается, потому что Тор сгребает её в медвежьи объятия, едва не роняя со стула.

– Юная дева, я бы в жизни не стал участвовать в этом злодеянии, - начинает он, прижимая её сильнее к своей широкой груди. Алиса тихо радуется, что на нём надета обычная человеческая одежда, а не доспехи. – Но я прошу прощения, если невольно мог тебя обидеть.

– Тор, вы мне сейчас шею сломаете, - буркнула она, освобождаясь от сильных рук. А потом повернулась к Нику и спросила: - Директор, я могу вернуться с вами на Хеликарьерр?

– Да, конечно, - отозвался он.

– Никуда ты не пойдёшь! – твёрдо отрезал Стив, ударив кулаком по столу. Стол подпрыгнул, в нём образовалась небольшая трещина. Брюс ойкнул и отодвинулся, Клинт поднял голову. Наташа напряглась, Тони потянулся к браслетам. Они готовятся к тому, что придётся останавливать девушку, но смогут ли, с её соколиным упрямством. Сказала - сделает, закон. На цепь посадить?

– Я так больше не могу. Я устала, - тихо говорит Ал. Нет в её голосе ни издёвок, ни страха, ничего, только привычная многим усталость. – Я не механизм, меня так просто не починить. Дело не в том, верите вы мне или нет. Я не могу здесь находиться, для меня каждый день здесь – испытание на прочность: сойду я с ума или нет. Я просыпаюсь и изо всех сил хочу поверить, что всё это страшный сон, что я дома, что ничего не было, и мне нужно брать Шальную и идти на охоту, чтобы раздобыть хоть немного еды. Так же я думала после смерти Френа. И если вся моя жизнь самый большой фарс в мире, то не буду радовать зрителей очередным представлением, учиняя безумие.

– Почему ты не можешь успокоиться? – вдруг спросил Тони. – Почему ты не можешь принять это сейчас так, как есть?

– Ты – “Мститель”, ты сейчас там, где должно быть твоё место, - добавил Брюс.

– Я не могу. Потому что я знаю, как это всё можно разрушить. Я знаю, за сколько минут упадёт Хеликарьерр, если уничтожить все четыре двигателя одновременно. Я знаю, что может сделать из Тони чудовище вроде меня, требующее крови. Я знаю, через какое время умрёт инфицированный Тор. Я знаю, насколько хрупко сердце Железного Ника. Знаю, как быстро погаснут глаза Стива, последнее напоминание о мирном небе. Знаю, какую силу нужно приложить, чтобы уничтожить самое сильное и при этом самое заботливое существо на планете – Халка. Знаю, какие тёплые у Наташи руки и как мне не хватает этого тепла. Знаю, как любовь может сделать из человека зверя, - она очень выразительно посмотрела на притихшего Бартона. – И это знание не то, что я хотела бы сохранить. Я, правда, пыталась жить нормально, думала, что смогу привыкнуть, смогу успокоится и наслаждаться. Но я не могу сбежать из этого ада – я пыталась много раз.

– Ты остаёшься здесь, с нами, это приказ, - твёрдо, привычно строго, чётким командным голосом проговорил Стив.

– Но…

– Оспариваете приказ, агент Шутер? Нет? Тогда немедленно марш в свою комнату и разбери сумку, – резко отрезал он. А вот такого тона нужно бояться, поэтому Ал встаёт, отдаёт честь, вытянувшись привычно, и идёт к выходу.

Только проклятая соколиная гордость не даёт уйти спокойно. Она оборачивается и язвительно бросает в никуда:

– Теперь вы всё знаете. Но не лучше ли было вам ничего не знать?

– Нет, не лучше. Теперь мы знаем, как можно тебя защитить, - отбивает атаку Наташа.

– Защитить меня? От чего? От смерти что ли? Думаете, я за этим сюда пришла, агент Романофф? Я не боюсь смерти. Наоборот, иногда я зову её.

От автора: выхожу на практику, но обещаю писать, как только будет время. Пожелайте мне удачи и не свихнуться.

========== Глава 27. ==========

Идёт пятый день пассивной забастовки Алисы Шутер. Если точнее, то она не выходит из своей комнаты, а если и выходит, то никто её не видит. И самое страшное – исчезло с крыши гнездо. Есть следы присутствия в спортзале, на стрельбище, на кухне, даже в библиотеке меняются книги, но сама Ал словно призрак тихо перемещается по Башне. Наташа злится и обдумывает ситуацию. Она прекрасно понимает, что виновата, что не нужно было так открыто говорить о подозрениях. Даже если Алиса говорила, что понимает, почему так происходит, всё равно это было дико и бессмысленно. Можно же было попробовать по-другому, ласково втереться в доверие, помочь освоиться в группе супергероев, но нет. Мы не ищем лёгких путей, мы стараемся бить сразу и больно, по самым уязвимым местам каждую секунду, пока не начнут кровью плеваться. Горе от потери близких, вечное чувство вины за разразившуюся войну и сотни погубленных жизней, ненужность и слабость. Любовь, на которую не ответят. Такое не сыграть, каким бы хорошим актёром ты не был. Что же случилось с тобой, Наташа? Почему ты стала такой жестокой? И за что Алиса Шутер с нежностью называла тебя, хотя и не тебя вовсе, лучшей подругой?

А Клинт… Раньше он ревновал к Френу, не понимал, каким должен быть человек, чтобы так влюбить в себя девушку. Он и сейчас, когда узнал правду об охотнике, многое не понимает. Что ему делать дальше? Как быть? Клинту кажется, что он сходит с ума. Он даже мог назвать событие, с которого это началось. Да всем и так известно, что со встречи с Алисой Шутер. Сокол помнил, что прежде услышал мурлыкающий голос, песню о монгольских степях, а затем и увидел склоненную рыжую макушку и ловкие руки. А потом и глаза: напуганные, растерянные и бездонные. Тёмные пропасти на фоне белой кожи и рыжеватые дуги бровей. Снежная принцесса, поющая о сухих пустынных землях.

Он закрывал глаза и видел, как наяву: ночь, монгольская степь, кибитка и пасущиеся недалеко от передвижного жилища лошади. Они вдвоём у костра, Ал что-то вышивает на льняном полотне нитками оливкового цвета, а Клинт лежит у неё на коленях, отдыхая перед долгой дорогой. “Спи, мой милый, засыпай, завтра ехать далеко”, - говорит она, и голос её смешивается с завыванием холодного ветра и треском костра. Куда они приедут завтра, где остановятся на ночлег? В такой же степи или на окраине какой-нибудь деревушки, где добрые люди дадут им кувшин молока. Шутер будет пить жадно, густое парное молоко будет течь по губам и шее, скромно огибая расставленные метки собственности, а потом вытрет лицо рукавом, передаст кувшин мужчине и расскажет ему о Млечном пути. Проклятая песня русской группы “Мельница”, которую он с трудом нашёл, и которую ему перевела Наташа, попутно рассказав ещё массу историй, чтобы он всё понял, не отпускает. Не мальчишка уже, краснеть от таких снов, что преследуют его. Но ведь и не видел он их давно.