— М-да, пожалуй, — пробормотал я, удивляясь выдержке Ведецкого, — другой в ответ на такую завиральную идею просто покрутил бы пальцем у виска, и все.

— Тогда — пока все? — спросил адвокат. — Я буду держать вас в курсе дела.

Я положил трубку с тяжелым чувством. Как никогда с момента начала всей этой истории было ясно, что Питкес сидит в тюрьме по моей вине, что это все — из-за меня. Да, конечно, мне просто повезло, что я решил сорваться в Турцию, так бы деньги понес я, и скамейку в камере полировал бы сейчас задницей тоже я. Но это было бы логично: это мой бизнес, мой профит, значит, и риски тоже мои. Но Питкес! Нет, безусловно, деньгам, которые я платил Самойлычу, позавидовали бы многие, и на чаше весов, уравновешивающей такую зарплату, лежал довольно большой объем обязанностей и связанных с ними возможных проблем, но тюрьма за экономическую уголовщину в них точно не входила. Как я буду старику в глаза смотреть?! И — когда я смогу посмотреть в его глаза? Я повалился на кровать и накрылся подушкой.

Из состояния тихого самоедства меня вывел телефонный звонок. Это был Витя Бранк.

— Привет, Вить, — поприветствовал я его. — Ты уже в Москве?

— Где я сейчас нахожусь, к нашим делам не имеет никакого отношения, — неприветливо отшил меня Бранк. — Слушай сюда и не перебивай.

Я опешил — Витя Бранк в общении хоть и не был образцом учтивости и стиля, но разговаривать со мной в таком тоне себе никогда не позволял.

— Разобрался я, кто на тебя наехал, — начал Бранк, — и по какому поводу. И сразу тебе говорю: этот наезд мне не по зубам. Настоятельно рекомендую тебе сегодня же с их главным, майором Ещуком связаться, встретиться и все вопросы обговорить. Если не будешь выделываться и геройствовать, то даже удовольствие, как говорится, получишь. Причем если начнешь выпендриваться, наживешь проблемы не только самому себе, но и другим, в том числе и мне. Поэтому сделай так, как я тебе говорю, понял ты меня?

Я слушал, и не верил собственным ушам. Витя Бранк был неотъемлемой частью моей жизни столько лет, вместе было съедено столько соли и выпито столько водки, что я давно считал его другом. А сейчас… Нет, этого просто не могло быть.

— Нет, не понял, — ответил я. — Леш, объясни мне, кто такой этот майор, если целый полковник Бранк перед ним на цырлы встал? И почему мой друг Виктор Бранк сейчас разговаривает со мной в таком тоне, как будто бы я в этом виноват? Вить, что происходит?

На том конце провода послышалось какое-то горловое клокотание, в котором угадывались невнятные матюки, — я прямо-таки увидел Витю, мотающего своей коротко стриженой, посаженой на мощную борцовскую шею головой, пытающегося себе самому объяснить то, что объяснению не поддается.

— Попал ты, Сеня, попал, понимаешь?! — наконец, зашипел в трубку он. — Этот майор — это бульдозер, танк, асфальтовый каток, как хочешь назови, и ты под него попал! И я с тобой. Можно бодаться с асфальтовым катком? Можно, но перспективы этого мероприятия, как ты понимаешь, сомнительны. Если ты обнаружил, что на тебя прет каток, лучше отойти в сторону. Вот я тебе и советую, отойди в сторону. Встреться, выслушай, сделай, и будет тебе счастье. По крайней мере, несчастья не будет, непоправимого несчастья, и не только для тебя.

— А ты-то тут каким боком? — раздраженно спросил я.

— А таким, — буркнул Бранк. — Потому что я обозначился, впрягся, стал справки наводить, кто да что. Вот они меня и вычислили, ночью мне сегодня такой звоночек был, заслушаешься. И было сказано, что если ты, как мой подопечный, будешь делать глупости, последствия этих глупостей буду расхлебывать и я тоже. И четко растабличили, как я буду их расхлебывать. У них, как по закону джихада, если враг не сдается, нужно уничтожить не только его, а и всю его семью, всех родственников и друзей до третьего колена, чтобы никому неповадно было брать пример в неподчинении.

— Витя, какие враги, какой джихад?! — воскликнул я. — Я не понял, мы где, в России, или в Афганистане, в Ливии, в Ираке?

— Да какая разница?! — вспылил Бранк. — Закон сильного везде одинаков.

— Закон сильного? — не унимался я. — Нет, вокруг что, джунгли? Разве ты — не полковник структур, призванных защищать закон и порядок? Вы же так и называетесь — правоохранительные органы, право должны охранять, не лево! А ты мне преподаешь урок пещерности, когда право у того, у кого дубина больше!

— Не пудри мне мозги, Сеня! — заорал Бранк. — Ты не хуже меня знаешь, в какой стране живешь, и какое у нас право! Ты пятнадцать лет за моей спиной, как за стенкой кремлевской, жил, но не с завязанными же глазами? Или ты что, не знаешь, за что у нас народ сажают? Да чуть ли не как при Иосифе, за три колоска с колхозного поля! С банкой кофе в магазине тетку словили — два года! Коммерсант с налогами прогорел, кредит не отдал — мошенничество, пять лет! Или ты не читал, как Ходорковскому что первый, а особо — второй срок паяли? И третий ведь еще нарисуют! Тюрьмы, зоны переполнены, как в тридцать седьмом! Но ведь это не потому, что мы, менты да прокуроры — звери! Cверху с самого установка такая. Государственная политика, система! Система на тебя наехала, понимаешь? Столько лет проносило, а тут не свезло! Ты с системой бодаться будешь? Уверяю тебя — не стоит, если не хочешь, чтобы тебя раздавили, как козявку!

Бранк замолчал, молчал и я, переваривая сказанное.

— В общем, так, — уже тихо и спокойно сказал он. — Мой тебе совет, не ерепенься, сделай все, как скажут, а то не только себя подведешь под монастырь. Мы с тобой друг другу с этой минутой никто и знать друг друга не знаем. Телефон мой из книжки сотри, фамилию забудь, дороги наши разошлись. Я не сам, мне так приказали, но это ничего не меняет. Я бодаться с катком не собираюсь, мне жить охота. Все, будь здоров.

Гудки ударили мне в перепонки погостным колокольным звоном. Жутко захотелось выпить. Я прошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки, налил полстакана, потом подумал, что пить сейчас не время, и принялся переливать все обратно в бутылку. Но рука дрогнула, водка пролилась, мокрая бутылка выскользнула из руки, упала на пол и разбилась. Помянув нашу великорусскую мать, я с сожалением вылил остатки водки из стакана в раковину, вытер об себя руки, взял не успевший еще остыть от предыдущего разговора телефон и набрал номер майора Ещука.