Алина насторожилась было из-за задержки Тонкова по работе, была у неё мыслишка, не завелась ли дама сердца, но Тонков все так же неудержимо желал свою жену, был очень нежным и внимательным, да и верный Быков не раз говорил ей, что у Саныча разговоры только про семью, а когда он начинает говорить про каждого, у него сияют глаза.

– Изменился Саныч с вами неузнаваемо, и так трясется над всеми. Не зная его раньше, никогда не поверишь, что вот два года назад это был...
– он замялся, - совсем другой человек.

Весь Мишкин коллектив с нетерпением ждал и радостно встречал Игорёшку. Тот первоначально обходил все кабинеты, с мужиками здоровался по-взрослому, женщинам говорил комплименты, замечал новую кофточку или прическу и честно говорил, нравится ему или не очень.

А потом начиналось его 'Почему?' Все сотрудники дружно обожали чудо-мальчишку, охотно общались с ним, а папка раздувался от гордости. Игорек полюбил вести разговоры с главбухом Мариной Ивановной, женщиной предпенсионного возраста:

– Ивановна, привет! Чё скажешь? Как твое здоровьичко? Давление как, спина не болит? Чё сынок, не расстраивает больше? Внучок в садик пошел?

– Игорек, здравствуй, - хохотала Марина Ивановна.
– Ты как бабулька со скамейки у подъезда, про все надо тебе знать.

– А чё, сама же жалилася на сынка-то, я и запомнил.

– А у тебя как? Мурка твоя, Кнопка, ребята в классе?
– в тон ему спрашивала главбух.

Игорешка обстоятельно отвечал, что в классе все нормально, хвалила Надежда Ивановна его письмо -выправляется заметно.
– Мурка обгулялася, обгулялась то есть, теперь вот жду котятков, тебе не надо? Кнопка ничё, обзываться меньше стала и совсем не вертится. Жениться на ней? Не, не собираюсь, мне вон такую как моя мама надо бы, уж больно ласковая. А Кнопка чё? Не, она не ласковая, да и папка сказал, жениться можно только в восемнадцать годов, чтобы борода начала расти и усы, когда это будет-то? Папка, он врать не будет, да и вон в другом, первом 'Б'такая красивая девочка есть, ты только не проговорися папке, он все время смеется, что мне так много девочек нравится. А я чё, виноват, если они такие хорошие? Да и вот к бабе Тоне поеду, там поди ещё кто на море-то понравится? Я какой-то непонятный стал - нельзя же, чтобы столько девочек нравилось, или это пройдет? Как думаешь, Ивановна?

Ивановна, сдерживая смех, утешала Игорька, что это просто симпатии, а по-серьезному нравиться должна только одна.

– Ну тогда ладно, а то я уже подумал, что вон как сосед наш - бабником стал. Не, он уже старый, а все девок меняет, как Кузьминична ворчит. Да не подслушиваю я, просто мы в школу идем, а он с нами в лифту ездит, и с ним другая тетенька каждый раз. А Кузьминична плювается тихонько и ворчит, а у меня слух хороший, вот и слышу. Чё? Слух музыкальный? Не, ну на фиг, вон, Игорь Крутов в музыкалку ходит, какие-то гаммы учит, даже погулять-побегать времени нету. Я же как папка в офицеры пойду, на фиг мне всякие скрипки, да и некогда мне, мы с папкой и Соней в бассейн ездим, приемчиками тоже занимаемся, и Мурка меня стала мало видеть. Ты, Ивановна, папке такую рунду, ерунду то есть, не скажи, я сразу притворюсь, что глухой. В школе-то? Пою, ну как все. Самая любимая песня? Чё, спеть прям щас? Ну, слушай:

– Дремлет притихший северный город,

– низкое небо над головой.

– Что тебе снится, крейсер 'Аврора',

– в час, когда утро встает над Невой?

Звонко запел ребенок, его голосок разносился далеко, и улыбались и суровые мужики, и молодые стажеры, и, конечно, папка.

– Ох, Игорек, вот уедешь на все лето, как скучно без тебя будет.

– Да не переживай. Я в августе вернусь и сразу к вам в гости приду с виноградом.

Аверы уезжали от дочки и внука с неохотой. Что деду, что бабуле очень не хотелось оставлять такого крохотульку, уж больно сладкий внучок уродился. За месяц, проведенный ими у Козыревых, он заметно подрос, округлились щёчки, порозовел, на ручках наметились перевязочки. Деды - Саша и Игнатьич не отлипали от него.

А Лёшка не уставал любоваться кормлением сыночка. Маленький человечек, когда хотел есть, просыпаясь, громко возмущался. Настя, меняя ему памперс, приговаривала:

– Ах, она, мамка, сыночек проснулся, кушать хочет, попа мокрая, а она и в ус не дует.

Малышок пищал, махал ручками, требовал свое, и когда его, наконец, подносили к мамкиной груди, начинал жадно, захлебываясь и торопясь, сосать. Потом, уже успокоившись, что вот она, кормежка -рядом, начинал покряхтывать и причмокивать. Настюшка с нежностью смотрела на него, а Лёшка, замирая, любовался своими такими дорогими женой и сыном. И не было в его теперешней жизни счастливее моментов.