– Один из кого? – уточнил Джеймс.

– Ты не ребёнок? – спросил Питер, снова взглянув на Джеймса.

Джеймс приподнял брови. Пэн точно не учился в Итоне. Хотя, это не так много и значило, но Джеймс уже открыл рот, чтобы сказать, что он, конечно же, «не ребенок». А потом вспомнил, как всего несколько часов назад краснел, как бурак, и старался сдержать слёзы. Он снова сжал губы.

– Полагаю, я «ребёнок».

– Отлично, – преувеличенно радостно вздохнул Питер.

– Не вижу в этом ничего отличного.

– Ну, если бы ты не был детьми, я не мог бы с тобой говорить.

Питер сказал это, как нечто само собой разумеющееся, будто никто не общается с людьми, если они уже не дети.

Джеймс вздохнул и потряс головой, тёмные волосы растрепались. Мальчик попытался разобраться в происходящем. В первое мгновение ему показалось, что связаться с кем-то вроде Питера было самым быстрым способом во что-нибудь вляпаться и оказаться на первой полосе Лондонской газеты. Пэн Потрошитель. И что он скажет апостолу Петру у ворот?

«Да, сэр, полагаю, меня недавно убили, когда я последовал ночью в тёмный лес за своим явно невменяемым новым знакомым с одеждой из листьев и растительности».

Но всё же что-то внутри Джеймса говорило ему игнорировать эти тревожные звоночки. Ведь ни у кого не бывает приключений, пока не отбросишь размышления и не решишься.

Поэтому вопреки здравому смыслу, идя навстречу своей жаждущей приключений половине, он всё дальше бежал за Питером в парк, мимо пруда, мимо аккуратно подстриженных лужаек вглубь леса. Джеймс никогда не заходил так глубоко, туда, где ветви деревьев становятся ветвистее, а тени темнее.

– Куда ты бежишь, Питер?

– Увидеть фей.

– Это всё чепуха, – ответил Джеймс. В голове всё громче звучали тревожные звоночки, но ноги отказывались это признавать, и мальчик всё дальше углублялся за Питером в рощу.

– Не думаю, – не согласился Питер, и Джеймс обиделся.

– А я думаю!

Питер остановился и уставился на него, будто это Джеймс был ненормальным, а не он.

– Почему ты так упираешься?

Джеймс моргнул несколько раз.

– Я не верю в...

Внезапно Питер подскочил к нему и закрыл рот рукой.

– Ш-ш-ш.

Джеймс выпучил глаза и застыл на месте.

– Не говори так. Никогда так не говори. Когда дети говорят, что не верят, где-то падает замертво фея. А ты ведь дети, не так ли?

Джеймс яростно кивнул.

– Тогда никогда больше этого не произноси, Джеймс Крюк. Пообещай мне.

И он убрал руку.

– Обещаю.

Питер сразу изменился в лице, появилась широкая радостная улыбка, и он припустил дальше, а Джеймс побежал вслед за ним, пока они не скрылись за деревьями.

Внезапно Джеймс остановился, широко раззинув рот и уставившись на деревья. Он отступил назад, глаза заметались из стороны в сторону, а на лице возникла широченная недоверчивая улыбка. Вокруг мелькали и прыгали мелкие огоньки, то прячась в тени, то вылетая обратно. Питер поднялся на цыпочки, и огоньки заметались вокруг него, светились на кончиках его пальцев, носа и ярко-рыжих прядях.

Один или два огонька приблизились на пару сантиметров к Джеймсу, и он заставил себя остаться на месте, не отшатнуться. Всё его восприятие мира стремительно рушилось. Он громко засмеялся, когда услышал лёгкие звон колокольчиков, и вытянул руки, растопырив пальцы.

Может, он и сошёл с ума. Может, его новый знакомый был ненормальным. Но в тот момент это не имело никакого значения. Ведь сегодня ночью он увидел фей, и был абсолютно уверен, что снова хочет их увидеть.

Большинство ночей после этой прогулки, а точнее четыре, Джеймсу удавалось встретиться с Питером в Кенсингтонских садах. Он научился избегать всех скрипучих половиц, пока быстро спускался вниз, и всегда умудрялся вернуться прежде, чем его мама узнает, что он не ночевал дома. Беременные женщины вообще склонны ничего не замечать.

Одной особенно тёмной ночью в конце недели, Джеймс лежал на траве рядом с Питером. Крона дерева скрывала их от посторонних глаз, а вокруг летали феи. Тогда Питер задал ему вопрос, который никогда не задавал прежде.