Разжечь костёр я и не пытался, под такими потоками воды невозможно даже представить какой-нибудь огонь. В горах тоже бывают ливни, но там чем сильнее дождь, тем быстрее он кончается. А здесь... Я понимаю, сезон дождей и всё такое, но это же вроде у самого океана, а не в глубине материка, на дневной переход от берега! Дождь и не собирался прекращаться, так что нужно было срочно строить укрытие от непогоды. Первая мысль была просто лечь рядом, подстелив одеяло, и обоим спрятаться под плащом. Но потом решил иначе - прикрепил плащ к нависающим над землёй ветвям дерева, вышло что-то вроде навеса. Справился быстро, Лона даже толком промокнуть не успела. А её слова, что лесные змеи водятся как раз у больших деревьев, я пропустил мимо ушей - ливень казался куда противнее змей.

Лона тут же спряталась под защиту ветвей и плаща, а я сбегал к лошадям за вещмешками. Промокнуть сильнее я бы не смог при всём желании, так что ничем не рисковал. Жеребцы укоризненно на меня посмотрели, упрекая в том, что их бросили под ливнем. Я погладил одному из них морду, чтобы успокоить, и только быстрая реакция позволила отдёрнуть ладонь, а в том месте клацнули лошадиные зубы, почти такие же грозные, как у ирбиса. Гладить перехотелось, хоть второй не кусался и не лягался. В общем, перетащил я вещмешки под навес, и на всякий случай прихватил с собой сёдла и арбалеты. Одно из них взгромоздил себе на голову, неприятно, знаете ли, когда капли дождя одна за другой стучат по макушке. Где-то среди вещей лежала шляпа, но седло в роли щита выглядело основательнее. Мешки из водоустойчивой ткани не промокли, и это единственное, что немного радовало.

– Я есть желающий сменить одежду на сухую немедленно, - решительно заявил я, забравшись под навес и сбросив на землю поклажу, и начал стаскивать кольчугу.

– И я переоденусь, - согласилась Лона.
– Только не подсматривай, а то я стесняюсь.

Мне раньше казалось, что приличных людей о таком просить не надо, а неприличных - бесполезно. Но принцессе виднее, даже если она поддельная. Я повернулся к ней задницей, и стал снимать мокрую одежду и отжимать из неё воду. У себя за спиной я слышал лязг кольчуги и отрывистые фразы Лоны на незнакомом языке, наверно, грязные ругательства.

– Дарен!
– вдруг вскрикнула она испуганным голосом.

Я тут же упал на одно колено, оборачиваясь и поднимая арбалет. Но я не видел, куда стрелять, Лона закрывала противника собой. Прыгнул в сторону из этой неудобной позиции, но и с нового места не видел, кто на неё напал. Я уже стоял на ногах и водил арбалетом во все стороны, готовясь сразу же снять предохранитель и выпустить стрелу, как только пойму, где враг. Ещё не совсем стемнело, я неплохо видел в сумерках, но никаких врагов так и не заметил.

– Извини, не хотела поднимать тревогу, - Лона так густо покраснела, что это было бы видно и безлунной ночью.
– Не беспокойся, я не видела ничего неподобающего.

Учитывая, что из одежды на мне оставался только пояс с оружием и секретными карманами, стало очень интересно, что она подразумевает под неподобающим. Мой детородный орган? Так она смотрит на него прямо сейчас. Неужели ослепла и не может рассмотреть? Или как раз эту часть тела она сочла подобающей, и решила сквозь смущение сообщить эту радостную весть? Нет, наверно, она врёт, многие женщины время от времени врут. А если уверяют, что всегда говорят правду, врут особенно беспардонно.

– Ты есть не хотевшая поднимать тревогу, - напомнил я.
– Ты есть хотевшая посмотреть на мой орган, так ли это?

– Нет! Я не могу снять кольчугу! Хотела попросить, чтобы ты мне помог.

– Я есть готовый помочь.

– Может, сначала оденешься?
– робко предложила она.

– Ты есть могущая зажмуриться.

Оказалось, звено кольчуги зацепилось за рубашку. Пришлось отложить арбалет, запустить под кольчугу обе руки и там изрядно повозиться. Лона возмущённо кряхтела, а я решил, что при первом же случае надо будет зайти к оружейнику, пусть приведёт кольчугу в порядок.

Перед сном мы поели мяса и сухарей. Когда я их покупал, это почему-то называлось хлебом, но теперь не было никаких сомнений - сухари, и ничто иное. Этой бывшей буханкой запросто можно было проломить чей-нибудь череп не хуже, чем булавой. Впрочем, стоило мне выставить смертельное оружие из-под навеса, и оно мгновенно превратилось в размокший хлеб. Спать легли прямо на мокрую траву, под головы положили вещмешки, а укрылись своим единственным одеялом.

Возбуждённый сверх всякой меры, я забрался под одеяло к симпатичной девушке. Но меня так утомили долгая скачка и внезапный ливень, что я уснул раньше, чем ухо коснулось мешка, заменяющего подушку. Снились мне обнажённые женщины, они пытались меня соблазнить, и по одной, и группами, но у меня так болела задница, что им не удалось даже заинтересовать. Тут появился мой папа, и они с визгом разбежались. Папа спросил, почему я не взял в дорогу палатку. И даже если забыл, мог купить её в столице. Я сказал, что собирался ночевать на постоялых дворах, а не в лесу. А он ответил: всё дело в том, что его сын идиот, и удалился, горестно качая головой.

***

Проснулся я на рассвете. Сказать, что ничего не болело, было бы неправдой, но такую боль я вполне мог терпеть, даже не подавая виду. Лона сладенько посапывала во сне, а я занялся костром. Дождь давно закончился, но трава оставалась мокрой, с деревьев капало, а хворост насквозь пропитался водой. Но я нашёл упавшее трухлявое дерево, а когда много трухи, разжечь огонь несложно. В трухе обитала ещё одна змея в плохом настроении, она хотела меня цапнуть, но двигалась недостаточно быстро, и я без труда схватил её за шею и отсёк голову кинжалом.