Опираясь бедром на твердый борт стола и склоняясь над темным сукном, Катерина коснулась пальцами шероховатой ткани и расположила кий в направлении одиноко лежащего в доме шара. Холодное гладкое дерево лениво скользнуло по кистевому упору и вдруг стремительно рванулось вперед; основание шафта встретилось с битком, глухой удар спустя мгновение раздробил идеальную пирамиду. Внимательно отследив положение загаданных шаров, княжна выпрямилась и бросила взгляд на цесаревича, безмолвно вручая ему следующий ход; ни один из шаров не достиг лузы, но этого она и не требовала от себя сейчас. Рано.

— Проявляете чудеса благородства? — становясь по длинной стороне напротив, Николай с усмешкой оценил действия своей оппонентки; та еще вроде бы ничем не выдала своего действительного уровня, но даже первым ходом показала полную собранность и некоторую непринужденность в начавшемся поединке. Даже если она и волновалась, то никоим образом этого не выдавала. Прицеливаясь в шар у центральной линии и обозначая его новым битком, цесаревич осторожным, почти невесомым ударом отправил выбранный за битком шар в угловую лузу и перестроил направление кия для нового хода.

Катерина все с той же легкой полуулыбкой наблюдала за игрой, прокручивая в пальцах темное дерево. Глухой стук, последовавший за левым боковиком, уведомил о новом столкновении шаров, однако прицельный замер у лунки в считанных миллиметрах, не решаясь скользнуть вниз. Право следующего хода вновь вернулось к ней, но ненадолго. Впрочем, в течение следующих пятнадцати минут, то истерзанных длительной тишиной раздумий, то растрескивающихся негромким звуком сталкивающихся и исполняющих свой курс шаров, удары совершались почти друг за другом.

— Желаете удерживать наш счет равным до седьмого очка? — точной оттяжкой отправляя в среднюю лунку ближайший шар, шестой на ее счету, поинтересовалась Катерина.

Игра шла довольно размеренно, что ничуть не давало расслабиться — напротив, они словно прощупывали друг друга, нарочито используя самые простые приемы, забирая лишь по одному очку. Каждый оставлял за собой право на внезапность, на стремительно и резко вырванный шанс, оставляющий противника без намека на надежду. На зеленом сукне далеко друг от друга разбежались четыре оставшихся возможности, и не достанутся ли они кому-то одному — никто не мог ручаться. Таинственно мерцающие в свете оплывающих свечей зеленые глаза вторили хитрому изгибу тонких губ и предгрозовой синеве, останавливающей кровь в жилах.

— Всего лишь дал Вам время ощущать себя мастером, — почти неслышно приближаясь и не разрывая их зрительного контакта, иронично протянул Николай, тут же склоняясь над поверхностью стола, словно не гипнотизировал взглядом стоящую в шаге от него барышню, и точным триплетом заставляя шар удариться от деревянный борт дважды, прежде чем спрыгнуть в лузу.

Минус один. И почти призрачный шанс на то, что новый прицел не станет последним в их игре.

— Чтобы в последний момент поразить даму коронным ударом? — понижая голос настолько, что еще немного, и он стал бы шепотом, Катерина оценила расстановку последних шаров. Все разом выбить можно лишь чудом, но даже если поочередно, победа ускользнет из ее рук.

Цесаревич обернулся, опираясь на левый локоть, и усмехнулся; расстегнутый ворот мундира — единственный признак того, что азарт все же бурлил в его крови, и равнодушие было лишь напускным.

— Мужчинам свойственно пытаться показаться перед дамой вне конкуренции во всем.

— Пожалуй в этом Вы лучший, Ваше Высочество, — то ли польстила, то ли подколола. Тихий смешок, сорвавшийся с губ, убедил в последнем варианте, но какая-то нечитаемая эмоция в яркой зелени — не давала откинуть первый.

— Только в этом? — выпрямившись, он сделал еще один шаг, уничтожая последние крохи дистанции между ними; невольно Катерина отклонилась назад, стараясь сохранить хоть какое-то расстояние и ясность мыслей. Этот ее глупый флирт, неизвестно к чему затеянный от мысли, что поражение близко, на мгновение замутил рассудок, и теперь, похоже, она была вынуждена разбираться с последствиями.

— И в попытках скомпрометировать даму, — каждое слово, кажется, клещами выдирали из ее глотки — иначе почему бы голосу стать таким хриплым? Будто загипнотизированная приковывающим к месту и останавливающим сердцебиение взглядом, она даже не ощутила, как твердое резное дерево впивается в напряженную спину; локоть, искавший опору, неловко встал на гладкий шар и тут же соскользнул. Чужая ладонь удержала за предплечье от не элегантного падения, заставляя шумно выдохнуть от пронзивших все тело игл. Простой короткий контакт страшнее любого ожога, и никакой фай, из которого были выполнены рукава платья, не спасал.

— Сколь низкого Вы обо мне мнения… Катрин.

Шепот. Тягучий, завораживающий, горячим воском пробирающийся под кожу. Тени. Расстилающие свое покрывало над комнатой, разрастающиеся с каждой новой оплывающей свечой. Огонь. Пляшущий в самом центре бури напротив, жаром иссушивший горло, готовящийся обратить в пепел последние бумажные стены стойкости.

Мысли вспорхнули и беспорядочной стаей разлетелись, оставляя пустоту в сознании; разум боролся за возможность повелевать хотя бы одной клеточкой парализованного тела. Ей казалось, она чувствовала страх. И в то же время это совершенно не походило на тот страх, что она испытывала в отношении действий князя Остроженского, или же в момент, когда ей принесли весть об аресте папеньки. Это не имело ничего общего с беспокойством за жизнь членов царской семьи: это было иначе. И она не могла дать никакого определения этому ощущению.