— Видели бы Вы его несколькими месяцами ранее, когда… — он осекся, запоздало осознав, что об этом случае Императрице неизвестно, и узнать о нем она не должна. — Когда он так яро защищал честь mademoiselle Голицыной.

— И одно лишь это привело Вас к подобным мыслям? Он унаследовал Ваше благородство, Ваше Величество, однако никогда не совершал бездумных поступков.

— Мари, — государь приблизился к супруге и осторожно коснулся сухими губами ее руки, — я обещаю Вам, что позволю совершить Николаю собственный выбор, как это когда-то сделали мои родители. И, более того, он будет волен сам решить, когда объявить о помолвке и назначить дату браковенчания.

У нее не было причин не доверять ему. Не было причин сомневаться в его любви к сыну. И все же материнское сердце болезненно сжалось; Императрица понимала, что будет значить одно лишь появление невесты у цесаревича — обязательства. Воспитанный на принципах верности и чести, еще в детстве принявший свое положение и крест, Николай, даже еще не обручившийся, но уже выбравший будущую государыню, более не сможет искать чувств на стороне. Просто потому, что даст обещание и любое отклонение от оного станет предательством. Император действительно знал, на что делать ставку. Если он желал положить конец юношеским увлечениям сына, пока те не перешли дозволенную границу, но при том не настроить цесаревича против себя, создать для него кажущиеся комфортными обстоятельства, он мог выбрать лишь такой путь.

Покорно склоняя голову перед супругом, которому не имела прав перечить, Мария Александровна позволила тяжелому вздоху сорваться с ее губ.

Оставалось лишь молиться о том, что хотя бы одна принцесса придется сыну по душе.

***

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, апрель, 12.

Слушая речь брата, вызванного сразу после занятий с Борисом Николаевичем Чичериным, преподававшим государственное право, Николай беспрестанно переставлял шахматные фигурки на отполированной до блеска доске, и точно так же перемещались в его голове кусочки мозаики, все никак не желающей сложиться в единую картину. Полученное вчера письмо, долженствовавшее стать ответом на большинство его вопросов, прояснило немногое, и отнюдь не успокоило — скорее заставило построить еще несколько новых теорий и переосмыслить старые.

— Мари… Мария Элимовна, — поправился Великий князь, — весь вечер того дня провела подле государыни, сразу после дежурства отправившись к себе. О беседе с княжной Голицыной ни с кем не говорила. Почему тебе так важно было это узнать?

— Катрин сказала, что mademoiselle Мещерская отрекомендовала ей Гостиный Двор, — задумчиво произнес Николай, оставляя ладью на крайней черной клетке. — Их беседа имела место быть днем, а следующим утром Катрин отправилась на прогулку. Злоумышленник знал, что она будет именно там, иначе бы с той женщиной она столкнулась не напротив Казанского собора.

— Ты не берешь во внимание случайность этой встречи?

— Нет, — цесаревич стиснул зубы, — как бы мне того ни хотелось, но все было спланировано. Не пойми меня превратно, Саша, — он обернулся к брату, и тот поразился безграничной усталости, затопившей синие глаза, — я не желаю обвинить mademoiselle Мещерскую или кого-либо еще: я только лишь стараюсь понять, кого еще удалось привлечь тому человеку.

— Но если Мария Элимовна и вправду непричастна, то как?..

— Беседа ведь не была конфиденциальной?

Александр пожал плечами: об этом он не спрашивал, но более чем был уверен, что подле матери в тот момент находились и другие фрейлины, а у них, как известно, не только языки длинные, но и слух тем лучше, чем меньше чужие речи касаются непосредственно их. Во дворце вообще сложно хоть какую-то информацию утаить, и уж тем более ту, что звучит в женском кругу.

— Мне необходимо точно знать, кто из фрейлин присутствовал у Императрицы в тот момент, и кто из них отлучался из дворца.

— Возможно, стоит побеседовать с mademoiselle Жуковской? Она обычно в курсе всего, что происходит в штате государыни. Или с mademoiselle Бобринской.

— Пожалуй, — кивнул цесаревич; на лице его проступила едва заметная улыбка. — Хотя, если там находилась mademoiselle Ланская, все вопросы исчезают в момент.

Обвинить вот так с ходу неприятную и ему, и Катерине фрейлину матери он не желал, но в том, что она вполне могла приложить свою хорошенькую ручку к происшествию, сомнений не было. Осмелилась ли бы она связаться с кем-то, кто мог пойти даже на убийство неугодной ей барышни, он не знал, и долгое время надеялся, что для m-lle Ланской еще осталось что-то святое, но чем больше неприятностей случалось вокруг Катерины, тем больше подозрений падало именно на нее. Вряд ли еще кто из придворных испытывал столь же сильную неприязнь к Катерине, а то, что некто из близкого окружения имел связь с людьми князя Трубецкого, сомневаться не приходилось.

Появившийся на пороге кабинета слуга доложил о прибытии графа Перовского, и Николай тут же обернулся к брату:

— Спрячься. — В ответ на недоуменный взгляд, он добавил: — Потом объяснюсь, сейчас просто уйди за портьеру.

Дождавшись, пока Великий князь со свойственной ему неуклюжестью скроется за тяжелой шторой в самом конце кабинета, цесаревич вернул свое внимание все еще ожидающему приказаний слуге и бросил короткое «Проси». Он и не предполагал, что уже полдень, однако встретил явившегося точно ко времени назначенной аудиенции графа легким кивком и указал на пару кресел у низкого столика. От его внимательного взгляда не укрылось то, как припадал на левую ногу тот. Хоть и силился он как можно меньше опираться на трость, с которой не расставался, а пальцы все же с усилием сжимали резной набалдашник в виде головы грифона, глазами которому служили старательно ограненные агаты. Усаживаясь в обитое сапфирового цвета штофом кресло, после чего его действия повторил и Сергей Васильевич, Николай участливо осведомился: