Это было даже страшнее – Большой Дворец оставался Николаю и его младшим братьям, которые вряд ли станут ему в чем-либо препятствовать. Надежда же на то, что цесаревич окажется слишком занят уроками и государственными делами, даже не смела появляться – она была тщетна.

Часть фрейлин была отправлена собираться к отъезду, прочие же счастливо выдохнули, предвидя недолгую свободу от обязанностей. Катерина, находящаяся в числе последних, радости не изъявляла, но и упрашивать государыню дать ей разрешение на сопровождение не стала, поскольку ранее уже просила о возможности остаться, дабы подготовиться к свадьбе. Подобные перемены решения вызвали бы лишние подозрения, поэтому приходилось старательно делать вид, что грозящийся опустеть Двор никоим образом её не заботит. Возможно, она могла бы даже уехать в Семёновское, но что ей делать там, когда Дмитрий по поручению государя находился где-то в Вятской губернии и должен был вернуться только к середине июня? Изо дня в день обсуждать французские романы с Эллен или путешествовать с Елизаветой Христофоровной с одного званого обеда на другой? Увы, все это мало её прельщало. И при прочих равных, возможно, даже вызывало меньший интерес, нежели возможность насладиться прелестью царскосельских парков.

По всей видимости, тоску ей скрыть удавалось из рук вон плохо – Сашенька Жуковская, отделившаяся от кружка фрейлин, занятых сборами Императрицы, затеяла игру в салочки с присутствующими здесь же младшими Великими князьями – семилетним Сергеем, выглядящим не по годам серьезным, и четырнадцатилетним Алексеем, часто навещающим мать и пользующимся вниманием молоденьких придворных дам. И в эту забаву Сашенька не преминула вовлечь и Катерину, задумчиво перебирающую книги, в ответ на вялое сопротивление бросив, что несколько минут погоды не сделают. Тем более что находящаяся в своем будуаре Императрица за ходом работ не следила. К веселью минутой позднее присоединилась и молоденькая Гагарина, вступившая в должность фрейлины месяцем ранее, и очаровательная Кавелина, дочь попечителя Императора, благодаря которому когда-то в Дармштадте и состоялась первая встреча монаршей четы. Не удалось увильнуть от игры даже паре фрейлин, обычно избегающих подобного «глупого баловства»: то ли виной тому была обезоруживающая улыбка Алексея Александровича, то ли громкий веселый смех, заполнивший гостиную государыни.

Катерина сама не заметила, как тоже поддалась общему настрою, позволив себе улыбнуться, перебегая дорогу mademoiselle Кавелиной, погнавшейся за Сергеем Александровичем, тем самым принимая огонь на себя. Не то чтобы её так уж увлекла игра, но не признать некоторого очарования такой минутной шалости было сложно. Уворачиваясь от рук водящей фрейлины, она резко отступила к дверям, чтобы попасться совершенно в другие руки. И, развернувшись, тут же отпрянуть, словно одно лишь прикосновение было смертельным.

Даже сквозь плотный фай платья касание оставило тлеющие ожоги на бледной коже.

Спешно склоняясь в книксене, зная, что за ней это действие повторили и остальные фрейлины, Катерина не смела поднять головы, даже когда выпрямилась. Мелькнула было мысль покинуть гостиную, но её обязанности еще не были окончены.

– Вы вновь избегаете уроков? – с явным упреком обратился вошедший цесаревич к братьям, действительно сбежавшим от своих наставников – они явно пользовались атмосферой легкой суматохи во дворце, зная, что сегодня маленькая шалость может сойти им с рук.

– Мы играли с mademoiselles в салки, – совершенно серьезно возразил Алексей, словно бы это могло стать весомым оправданием. – Не желаете присоединиться?

– Увы, – развел руками Николай, краем глаза отметив, как Катерина вернулась к книгам, – я здесь по делу.

– Вы совершенно не умеете веселиться, – последовало обиженное заявление, на которое цесаревич только покаянно кивнул. Хотя выдать шутливое предложение это ему не помешало:

– Можем поменяться местами: с радостью забуду о своих обязанностях. Хотя Вашу роль дамского угодника принимать, – он изобразил крайнюю степень задумчивости, – нет, пожалуй.

– Ваша невеста зачахнет от тоски рядом с Вами, – бросил Алексей, возвращаясь к игре и требуя того же от придворных дам.

Катерина, получившая возможность ускользнуть от всеобщего веселья, вопреки всему тоже присоединилась: пристальный взгляд Николая, подаренный ей, заставлял подумать о вероятном разговоре, который бы возник, вздумай она оказаться незанятой. При прочих равных салочки казались куда менее сложными.

Цесаревич, и вправду несколько секунд не спускавший глаз с княжны, силящейся казаться веселой, резко отвернулся и пересек комнату, чтобы оказаться у дверей будуара матери. Мгновение – и тяжелая створка, повинуясь его жесту, подалась вперед.

***

Появившийся в дверях слуга, возвестивший о визите цесаревича, заставил Марию Александровну отложить в сторону пергамент и подняться из-за стола. Она думала закончить начатое еще до завтрака письмо к королеве Дании, своей дальней родственнице, но строки никак не складывались, и уже не первый лист был скомкан и отправлен прямиком в сердце горящего камина. Порой все эти государственные дела, пусть и сопряженные с теми, что требовала от нее роль матери, излишне утомляли, и даже научившейся за столько лет действовать против своих желаний Марии Александровне порой было крайне сложно собраться с мыслями и силами.

– Я рад, что смог увидеть Вас до отбытия, Maman, — Николай, приветственно целующий руки матери, улыбнулся; уговоры не прошли даром — Императрица согласилась отправиться на воды, не дожидаясь наступления лета. Его опасения, заключавшиеся в том, что она будет оттягивать момент до самого его отъезда из России, а потом и вовсе останется в Царском, оказались напрасны. Видимо, голос разума, подкрепленный его просьбами и рекомендациями доктора Маркуса, одержал победу.

Впрочем, возможно, свою роль сыграл и недавний разговор с отцом (Николаю безмерно хотелось верить в это), которого он просил обратить внимание на ухудшение здоровья матери и сопроводить ее в Киссенген, тем более что государственные дела сейчас не требовали непосредственного присутствия государя в России, а возникающие вопросы цесаревич был готов взять на себя. В конце концов, еще в детстве он выражал горячее желание помогать отцу, желая поскорее вырасти, особенно когда умер Николай Павлович. По всей видимости, Император внял его просьбе, поскольку несколько дней назад был отдан приказ начать сборы. Но что сильнее удивляло Николая, так это отъезд его младших братьев – Сергея и Павла – и сестры. Делал ли это отец нарочно или же просто помнил о том, с какой неохотой Мария Александровна разлучалась с детьми?