– Это не навсегда, – ободряюще улыбнувшись невесте, он сжал её хрупкие пальцы, ощущая острые грани крупного бриллианта в подаренном кольце. – Я надеюсь вскоре вернуться в Россию, и имею смелость ожидать Вас там. Все же, до свадьбы еще многое нужно сделать. Полагаю, Вы бы хотели лично руководить подготовкой нашего дворца?

Карие глаза загорелись восхищением, которое то и дело грозилось сместить неподдельное удивление: в такие минуты Дагмар становилась сущим ребенком.

– Вы не шутите?

– К чему мне это? – пожал плечами Николай, продолжая улыбаться. – До коронации нам предоставят Александровский дворец – там раньше жили мои родители, когда на престоле находился an-papa, но сначала необходимо поменять убранство комнат, да и проверить, все ли в порядке: им уже давно никто почти не пользовался.

– А после коронации?

– А после в нашем распоряжении будет Зимний, – возвестил цесаревич, наблюдая недоумение на лице невесты: она знала о сезонной смене царских резиденций (все же, и датская семья не все время проводила в Фреденсборге), но об отдельном дворце до коронации, которая, к тому же, вряд ли должна была свершиться в ближайшую пару лет, отчего-то совсем не подумала. В сущности, это было разумно, хотя вряд ли дворец российских правителей так мал, что престолонаследник с семьей не может жить там же.

– Он больше Фреденсборга? – почему-то осведомилась Дагмар, словно бы ей и впрямь было важно, как изменятся условия её жизни, когда она окажется в незнакомой России, призванной стать её новым домом.

Цесаревич, похоже, задумался: высокий лоб прочертила горизонтальная складка, впрочем, быстро исчезнувшая.

– Намного, – он кивнул. – Вы наверняка будете блуждать первые недели – даже фрейлинам в вину не ставят опоздание на первое дежурство. Но Зимний от Фреденсборга больше отличает убранство – он строился для Императрицы Елизаветы, а она любила французскую роскошь во всем.

– Дворец – лицо правителя, а лицо правителя – лицо всей страны? – понимающе протянула Дагмар, переводя взгляд на тлеющие в камине угли.

Едва слышный смешок, прозвучавший справа, говорил о том, что Николай тоже подвергает это утверждение сомнению: растратить казну на богатое убранство, оставив голодать сотни тысяч людей – дело нехитрое. Пока правитель слепнет от золота, подданные убивают друг друга за медную монету.

– К счастью, лицо у правителя всего одно – главный дворец. Прочие обставлены не так помпезно – туда без конца послы не наведываются, потому, если мишура Зимнего Вам наскучит, мы всегда сможем укрыться в тихом Царскосельском.

– Как жаль, что мы не сможем там оставаться и после коронации, – вздохнула принцесса, и до того искренне, что цесаревич с интересом склонил голову:

– Вы ведь еще не посетили Зимний. Быть может, он Вам придется по сердцу так сильно, что Вы не пожелаете его оставлять.

– Я чувствую, что Вам во сто крат дороже Царскосельский. Значит, и я смогу полюбить его так же, – просто отозвалась она, все так же смотря на камин, обложенный темным мрамором; но после короткого молчания, вдруг, добавила: – Впрочем, для меня не имеет значения, где жить, пока рядом с Вами.

Грудь неприятно сдавило от нового откровения: не вызывающего удивления, но загоняющего новую тонкую иглу в сердце. Пришлось совершить над собой усилие и, с той же улыбкой, шутливо осведомиться:

– Так можно доверить дворцовые работы кому-то другому, раз Вас устроит любой вариант? Тогда, думаю, бальный зал можно сделать местом демонстрации охотничьих трофеев: оставим балы родителям, а мы с Сашей давно уже думали, что нужно где-то выставлять все эти головы и туши.

Возмущенно ахнув, Дагмар воззрилась на него с неприкрытым неудовольствием, намереваясь отстаивать бальный зал до последнего, но встретившись с озорством в синих глазах, не сумела сдержать смеха, едва успев раскрыть веер перед лицом.

Остаток вечера протек между обсуждением будущих комнат и программы обучения, которое должна была принять Дагмар до венчания. Для чтения Закона Божия уже был вызван в Дармштадт близкий к царской семье протоиерей, а обязанности наставника по русскому языку и истории после недолгих споров (бесспорно, не всерьез – просто так забавно было наблюдать, как принцесса находит причины отказать тому или иному учителю, коих предлагал цесаревич) согласился на себя принять сам Николай.

Переполненные теплом минуты последних дней в Копенгагене в тот момент казались вечными и едва ли давали повод задуматься, что повториться им уже не суждено, и не только в Дании.

***

Германия, Карлсруэ, год 1864, сентябрь, 23.

Как проходила беседа между Ириной и бароном фон Стокмаром, не знала даже Марта Петровна, присутствовавшая в спальне дочери, как того требовали правила приличия, но не вслушивающаяся в разговор, поскольку считала это недопустимым. Сознаться, она бы даже оставила их наедине, если бы не нормы, которые надлежало соблюдать: в порядочности жениха Ирины ей сомневаться не приходилось, да и они были без минуты обвенчаны (если забыть о том, что стало причиной отмены уже назначенной свадьбы). Исход, впрочем, был тем, о котором так молилась и сама княгиня, и младшие дочери – после долгой, тихой и явно непростой для обоих беседы Ирина все же дала согласие на то, чтобы не рушить все ранее свершенные договоренности.