Едва успевший подойти к не зажженному камину, чтобы запалить огонь в оном, Дмитрий застыл; идеально ровная спина сейчас была тверже мрамора, в голове – пустота что в том же камне. Хотелось бы смотреть на изящные барельефы, так малодушно, но от него все требовало обернуться.

И увидеть, как натянулась холодная белая лайка на сжимающих дорогой веер пальцах; как почти не вздымается грудь без дыхания; как стянуты в ниточку маленькие губы.

– Ты готова поступиться своей честью ради Империи? – во взгляде жениха было то ли явное неверие, то ли неодобрение, то ли сожаление. Катерина на миг прикрыла глаза, прежде чем твердо и бесстрастно посмотреть на него в ответ:

– Когда-то ты инсценировал свою смерть, повинуясь чувству долга и своей присяге. Я тоже однажды поклялась в верности, и не смею нарушить слово.

Дмитрий едва заметно поморщился – к тому случаю ему бы не хотелось возвращаться, пусть он и понимал, что так просто это из памяти не изотрется.

– Бьешь моим же оружием? – усмешка вышла с привкусом горечи.

Катерина качнула головой, опровергая, но в глазах её, спешно отведенных, промелькнула старая боль:

– Я не имела такого намерения. Но вспомнив о том своем решении, ты поймешь, почему я приняла свое.

Не требовалось проводить долгих бесед и расспросов, чтобы понять: каждый из них был верен принципам и клятвам, принесенным однажды. В том было их родство и их проблема. Ни один не желал отступиться. И от другого не ждал подобной перемены, поскольку чувствовал бы за собой вину в том. Все было так гротескно драматично, что просто глупо.

– У меня нет сомнений – ты знаешь, что делаешь.

Тихие, уверенные слова заставили Катерину невольно с болезненной благодарностью прикрыть глаза, склоняя голову. Она догадывалась, чего они стоили жениху. И она не была достойна всего этого.

– Но мне нужен твой совет, – увидев, как по лицу Дмитрия пробежала тень, она, не мешкая, заговорила вновь: – Мне нужно добиться встречи с Борисом Петровичем после отыгранной роли. И сделать так, чтобы для него и всего представления эта встреча стала последней.

Лицо Дмитрия омрачилось пуще: он не мог взять в толк, что задумала невеста, и то ли он предполагает. Он знал её вплоть до самых сокровенных тайн, которыми она делилась с ним, будучи ребенком, а потому не имел сомнений – Катерина никогда бы не осмелилась пойти против заповедей Творца. Особенно – отнять чужую жизнь. Но этот тяжелый взгляд и судорожно сжатый веер говорили о том, что она дошла до самого края, за которым разверзлась бездна Ада. Легкий порыв ветра – и падет в самые глубины.

А он клялся, что ей никогда не придется ступить в пропасть.

– Он давал тебе четкие указания?

От этого вопроса Катерина невольно отвела взгляд: смешно – идеи принадлежат Борису Петровичу, а дурно при одной мысли о них ей. Даже при том, что она не намеревалась им потворствовать и искренне надеялась, что все не зайдет настолько далеко. Даже озвучить все это казалось кощунством.

– Он настаивает, чтобы я родила цесаревичу наследника, – севшим голосом произнесла она. – Он делает ставку на его благородство: даже в случае свершившейся свадьбы с Дагмар первенец будет моим, что дает мне – впрочем, скорее Борису Петровичу – преимущества. И если что-то случится с принцессой до того, как она станет матерью – а у меня нет сомнений, что так оно и будет, её место должна буду занять я.

– Как-то все слишком гладко в фантазиях князя Остроженского, – заметил Дмитрий абсолютно бесстрастным тоном, словно бы не его невесте прочили роль матери и супруги рядом с другим человеком; впрочем, это было обусловлено лишь желанием с холодной головой разрешить очередную абсурдную ситуацию. – Во-первых, кто может поручиться, что у тебя будет сын?

– Борис Петрович, – в усмешке прозвучала злая ирония. – Он, конечно, хотел бы истинных прав на престол, но если я рожу дочь, он подменит ребенка. А если вовсе окажусь неспособна к деторождению, принудит ходить, подвязав к животу подушку, а потом украдет у кого-нибудь младенца. В создании фальшивых историй он уже поднаторел.

Она и сама в момент, когда старый князь расписывал перед ней все перспективы, не единожды усомнилась в реальности задуманной авантюры: можно было поверить в это пару веков назад, когда положение Романовых действительно было крайне шатким и достойных наследников не оставалось, отчего корона меняла владельцев излишне часто. Но уже после Императора Павла по мужской линии трон стало возможным передать не одному и не двум кандидатам, если основной внезапно не сможет исполнить возложенную на него задачу. Однако, по всей видимости, это Бориса Петровича волновало мало, и он успел рассмотреть несколько альтернативных ходов.

Хотя они не делали его затею в глазах Катерины более жизнеспособной. И уже тем более – здравой.

– Положим, – кивнув, Дмитрий принял это объяснение и продолжил: – Но не разумнее ли Императору будет найти для сына новую невесту из европейских принцесс? Не припомню, чтобы за последнее столетие был официально признан хоть один царский бастард, особенно с правами на престол.

– Императору – да, – в том, что Александр не допустит такого мезальянса, даже сомневаться не приходилось: она бы скорее поверила в милосердие государыни, которая бы оставила запятнавшую свою честь фрейлину с незаконнорожденным ребенком при Дворе, да еще и оставила бы ей жалование и высокую должность. – Но если к тому моменту цесаревич сам займет престол, вряд ли кто-то сможет оспорить его собственное решение.