— Это я поверила в то, чему не бывать, — отрицая причастность Его Высочества к её слезам, Катерина медленно поднялась с кушетки, и гость мгновенно последовал её примеру. — Простите мне мое не гостеприимство, Ваше Высочество, но я хотела бы немного отдохнуть.

— Надоедать Вам дольше было бы не вежливо с моей стороны, — застегивая сюртук, цесаревич не сводил глаз с опустившей взгляд княжны, сейчас столь сильно отличающейся от той, какой он видел её в их предыдущие встречи. — Катрин, — на миг возвращая её внимание себе, Николай остановился у дверей с позолоченными ручками и обернулся, — надеюсь, в нашу следующую встречу Вы вновь сможете улыбнуться.

***

Борис Петрович, по обыкновению вернувшийся к ужину, застал Катерину задремавшей в одиночестве в полутемной гостиной. Она сдалась на милость усталости почти сразу, как цесаревич откланялся, и менее всего желала открывать глаза, возвращаясь в могильную тишину, коей был наполнен дом. Даже присутствие дядюшки, удивленного её состоянием, ничуть не изменили настроения княжны: она всё так же выглядела потерянной и разбитой.

— Папеньку казнили, — ей казалось, что она произнесла это одними губами, но звук бесцветного голоса всё же раздался в гостиной.

Борис Петрович замер: осведомленность племянницы, тем более такая ранняя, никоим образом не входила в его планы.

— Кто принес тебе эту весть? — каждый вопрос стоило задавать с немалой осторожностью, дабы суметь впоследствии все обернуть в свою пользу. Князь не сомневался: его партия еще не проиграна. А следующие слова убедили в том, что стоило довести покушение до своего логического финала.

— Его Императорское Высочество.

Говорить о предшествующих тому известию просьбах и обещаниях княжна не стала: отчего-то сейчас это казалось лишним. Это наверняка не то, что одобрил бы дядюшка, но если оно могло помочь встрече с папенькой, Катерина была готова пойти и на это.

— Казнили невиновного, — тяжелый вздох сопроводил “заключение” Бориса Петровича, призванное показать всю ту горечь и негодование, что обуяли князя при “неожиданном” известии.

— Теперь мне нет причин оставаться в Вашем доме, дядюшка, — поднявшись с кушетки, Катерина запахнула посильнее пуховой платок, что лежал на её плечах, но, казалось, совершенно не грел, — утром я покину Россию вслед за маменькой. Спасибо, что были добры ко мне, позволив погостить у Вас.

Она намеревалась удалиться в отведенную ей спальню, но князь явно не желал упускать главную фигуру этой игры. Потерять племянницу — значило утратить все серьезные шансы на отмщение, а этого он не мог себе позволить, пусть и придется пойти на некоторый риск.

— Не ты ли желала найти виновных? И теперь намереваешься оставить все? Не думаю, что твой батюшка гордился бы подобным решением.

Борис Петрович всегда знал, за какие ниточки дергать; именно такие люди стоят у власти в тени тех, кто носит царский венец, и именно им подчиняются все. Такими людьми были фавориты великих Императриц в женский век российской истории, и таким человеком собирался стать князь Остроженский, посадив на престол племянницу. Он не допустит ошибок, свершённых его предшественниками.

— Папенька с честью бы принял приказ своего государя, а я уже запятнала его имя, ослушавшись и оставшись здесь.

— Но всегда можно выйти с гордо поднятой головой. Ты можешь отстоять честь невинно убиенного батюшки. И не только в отношении недавнего инцидента.

Последние слова князя заставили Катерину удивленно обернуться. Борис Петрович являл собой змия-искусителя во плоти, но не это она видела перед собой, а человека, который знал о папеньке намного больше, чем она сама. И, возможно, именно с этим знанием она могла бы распутать не поддающийся её рукам клубочек.

***

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 16.

Ожидающий, когда Император соизволит его принять, Дмитрий отошел к окну, хотя пейзажи утреннего Петербурга его ни в коем разе не занимали. Равно как и взгляды молоденьких фрейлин, прогуливавшихся мимо: их шепотки и легкие знаки внимания оставили офицера совершенно равнодушным, что дало барышням повод обличить его в холодности. Презрительно сморщив носик, одна из них отвернулась, и другие последовали ее примеру. К счастью, спустя несколько минут о них уже ничто не напоминало. Мысли же графа Шувалова занимало пренеприятнейшее поручение государя. Он вновь и вновь клял себя за потворствование невесте: стоило заставить её отбыть с маменькой в Карлсруэ, где она уже не вызвала бы монаршего интереса, о причине которого Дмитрий до сих пор не был осведомлен. Утро каждого нового дня начиналось с надежды на то, что не случится ничего, способного зародить в Императоре сомнений относительно порядочности Катерины. Ради этого он был готов находиться рядом с невестой хоть каждую секунду, но такое рвение в попытке уберечь её вызвало бы немалые подозрения у Его Величества, и потому даже эти встречи стоило обставлять самым естественным образом. Давно ожидавшие своего часа билеты в оперу или визит в цветочный магазин. Что угодно, но Кати должна находиться рядом: только так он сумеет защитить ее честь.

Появление Наследника Престола, покинувшего кабинет Императора, возвернуло Дмитрия к насущным делам: вслед за ним показался и юный офицер со смешными рыжеватыми кудрями, возвестивший, что государь готов принять докладчика. Поприветствовав должным образом цесаревича, граф Шувалов проследовал за посыльным, четко отмеряя про себя дозволенные к озвучиванию фразы.

— Поручик Шувалов по Вашему приказанию прибыл, Ваше Величество!

Государь, для которого беседа с сыном не прошла бесследно, визитера одарил крайне отстраненным взглядом, словно бы запамятовал, какое поручение дал своему адъютанту. Однако заминка вряд ли продлилась более пары секунд: отложив папку с гербовым тиснением, Император отдал все свое внимание офицеру.