И Меланья упорно себя убеждала, что дальше дружбы дело не зайдет, пускала себе пыль в глаза и не хотела замечать крепнущей нити привязанности между нею и Зоеком, явственных признаков симпатии. Стоило руке его ненароком соприкоснуться с ее рукой, она тут же ее отдергивала, будто обжегшись; стоило им стать слишком близко друг к другу, она краснела, как журимая девочка, а на устах Зоека тогда появлялась какая-то странная улыбка при взгляде на нее. Улыбка сия кардинально преображала его лицо, делала из жесткого, закаленного солнцем степей — мягкое, исполненное не то нежности, не то умиления.

Если Меланью уже вовсю мучил огонь жгучей приязни, который вспыхнул с готовностью факела, и который она упорно старалась игнорировать, то чувства Зоека разгорались медленно, но неуловимо, крепчали, как возвращающиеся силы. Он не раз ловил себя на мысли, что с каждым днем больше и больше вспоминает Меланью и видит ее во сне, что с ней труднее и труднее прощаться, и он так и норовит задержать женщину чем-либо, отсрочить неминуемое расставание.

Как охотник, ступающий осторожно и медленно из боязни спугнуть дичь, так Зоек не торопился, ибо что-то подсказывало — одним неверным деянием, излишней навязчивостью, решительными обхаживаниями он может отвернуть от себя молодую вдову. Ко всему, раз она не сняла траур, значит, претендовать на что-либо еще не время.

До поры, до времени Зоек и не догадывался, что чем ближе к Меланье он становился, тем больше недоброжелателей наживал. Ранее, когда вдова никого не тешила вниманием, отвергая всех без разбору, влюбленные паны соблюдали враждебный нейтралитет по отношению друг к другу. Когда же молодая женщина завела дружбу с Зоеком и стало ясно, что он не доживает последние печины на смертном одре, все как один вознамерились разобраться с конкурентом. Некоторые, обнадеженные успехом Гощица, бросали перчатки и, хоть противник был слаб, вскоре раскаивались в своей самоуверенности, ибо он не одному выбил саблю из рук. Убивать никого не убивал, а будто научал на будущее, что злило неимоверно. Пошел поговор, будто Гощиц ранил Зоека чисто случайно.

***

Однажды они позднее обычного возвращались с прогулки. Меланья, кутаясь в любезно предложенный плащ, неосознанно старалась держаться рядом с невозмутимым Зоеком, в коем, не отдавая себе отчета, признавала могущественного защитника. Сад был безлюден, зловещ и тих, от земли веяло несвойственным летней ночи холодом. Во влажном воздухе благоухал фиюш, дорогое и редкое растение, с наступлением сумерек выпускающее из-под земли длинный гибкий стебель, увенчанный лиловым цветком. Некоторые статуи держали в каменных руках и лапах разноцветные фонари, мешающие глазам свыкнуться с темнотой.

— Ложись! — внезапно шепнул Зоек и, властной рукой толкнув вдову в спину, упал рядом. В тот же миг над головами свистнуло, и метательный нож, блеснув лезвием, с характерным звуком вонзился в ствол ни в чем не повинной яблони. Пес с лаем кинулся в арочный проем, ведший в открытую галерею, где мелькнул темный силуэт. Зоек вздернул Меланью на ноги и ринулся следом, женщина с промедлением побежала за ним.

Пса они увидели сидящим на середине галереи в непрерывном чихании.

— Щепоть перца за спину бросил, гад подколодный, — прошипел Зоек, только взглянув на хорта, пытающегося лапами очистить изящную, будто непревзойденным скульптором высеченную морду.

— Кто это был? — спросила, резко охрипши, Меланья.

— Обычный наемник. — Зоек пожал плечами, будто озвучил некую саму собой разумеющуюся истину.

— Как вы можете говорить с таким спокойствием?!

— Ну не в вас же нож метнули, а в меня, чего беспокоиться? — вопросом на вопрос ответил Зоек.

Меланья, с ходу не выискав слов, расфыркалась, как вылезшая из воды кошка.

— И кто его нанял? — снова обретя дар речи, вопросила, оглядывая Ласта.

— Да откуда ж я знаю? Я не угодил минимум шести людям, и каждый из них вполне обоснованно мог нанять убийцу... Облейте его водой, — протянул флягу.

— Вы поражающе безответственны по отношению к собственной жизни! — упрекнула Меланья, исполняя совет.

— А что, по-вашему, я должен делать? Не падать же мне в обморок, в самом деле... Ради Господа Бога, пани Меланья, не тревожьтесь, я сам с этим разберусь.

— А если убийца вернется?

— Тем хуже для него, — с непоколебимой уверенностью сказал Зоек и повторил: — Не тревожьтесь, лучше поспешите, — чем быстрее я останусь один, тем спокойнее буду себя чувствовать, ибо отпадет надобность опасаться за вас.

— Ах, пан Зоек, вы неисправимы!.. — с укором бросила молодая женщина, возвращая полупустую флягу. Пес благодарно лизнул руку и, не переставая чихать и фыркать, потрусил за хозяйкой.

***

Переложив ответственность за Меланью на опекуна, Зоек вздохнул с облегчением и отправился к себе, ни на миг не теряя бдительности. Слух улавливал любой подозрительный шорох, не говоря о сонных, шаркающих шагах челядинцев. Впрочем, настороженность можно было считать лишней, поскольку убийца если и вознамерился повторить покушение, то никак не в освещенном коридоре.