Шрифт:
Вот, бляха муха.
Он взял и привязался.
Джейми Абернати по-дурацки привязался ко мне, как глупая эмоциональная пиявка. Мне казалось, я четко донесла свою мысль. Разложила все по полочкам.
Сердито фыркнув, я резко разворачиваюсь и, минуя постель полную примятых бледно-желтых нарциссов, быстро иду по парку обратно к дому бабушки.
— Куда ты? — спрашивает Джейми, следуя за мной.
— Док, когда я говорила, что не хочу обязательств, я не шутила. Я говорила серьезно, — зло выпаливаю я, выпуская воздух из-за надутых щек. — Ничего не изменилось. Секс крут, мы можем посмеяться, но ничего больше.
— Почему ничего больше? «Большее» — это как раз то, чем мы занимаемся, просто, как правило, с большим количеством разговоров. Не понимаю, почему ты не…
— Я… Я занята. Очень занята сейчас.
Джейми догоняет меня и приостанавливает с легкой усмешкой.
— Проектом? Ты даже не хочешь попытаться сделать наши отношения более серьезными из-за парня, с которым проводишь время ради проекта. Фрост? Так его зовут? Парня, которого ты дуришь?
Я торможу и упираю руки в бока.
— К нему это не имеет никакого отношения! А даже если бы и имело, — что не так, — то это не твоего ума дело.
Мы доходим до двери. Джейми собирается ее открыть передо мной, но я вырываюсь вперед и яростно дергаю ее на себя. Повернувшись к нему лицом, я говорю:
— Скажи Кики «да», — выдыхаю я. — Может, она сможет дать тебе то, что тебе нужно.
— Кико.
— Ну, Кико. Слушай, Джейми, ты мне нравишься. Мне правда нравится заниматься с тобой сексом, но тут, — я машу, указывая на нас обоих, — тут… нет ничего большего… и никогда не будет. Пора остыть.
Джейми стоит в холле изваянием. Он не говорит ни слова. Просто злится? Смущается? У него высокое артериальное давление? Я не знаю.
Я больше не могу это выносить, не могу быть свидетелем непрошенных перемен. Я чувствую себя ужасной, виноватой и, в общем-то, охрененно смущенной.
— Ты… Ты не следовал правилам, идиот, — выпаливаю я, и мой голос внезапно ломается.
И тогда я убегаю по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, дважды подворачиваю ногу и врываюсь в бабушкин коридор, пока Джейми обреченно глядит мне в спину.
Что случилось? Сначала я чувствую странное притяжение к Лео, а потом Джейми признается мне в чувствах.
Сегодня, должно быть, полная луна. Возможно, вся эта дикость из-за приливов, звезд или еще чего. Я поднимаюсь к окну наверху и сразу выглядываю наружу, устремляя взгляд на ночное небо. Но луна не полная. На небосклоне обыкновенный месяц.
Я пересекаю коридор судьбы, который сейчас совершенно пустой и больше не представляет опасности, и поднимаюсь в свою комнату. Яростно срываю с себя одежду и белье, быстро принимаю душ, полотенцем подсушиваю волосы и забираюсь в постель к Мистеру Белдингу. Чем раньше я засну, тем раньше исчезнет это тревожное чувство.
Но сон все не приходит. Я даже спускаюсь вниз, чтобы приготовить себе теплого молока, но это не помогает. Затем я на айфоне слушаю мягкие звуки океана, но и это не приносит толку. В итоге я лежу без сна, мучаясь, ворочаясь, размышляя, томясь и задаваясь вопросами до самого утра.
Глава двадцать седьмая
Влюбленность в выбранного вами мужчину по ощущениям может быть похожа на полет — наслаждайтесь, ведь вы определенно заслужили это. Но будьте осторожны, не теряйте головы. Достойная Женщина должна концентрироваться на цели.
Матильда Бим, руководство «Любовь и Отношения», 1955
После примерно двух часов сна я поднимаюсь в шесть утра и сразу же звоню Валентине.
— Алло? — слышу я заспанный голос. Валентина кажется не до конца проснувшейся. Я думала, все успешные люди встают рано. Так всегда говорила Саммер, когда я поднималась позже десяти часов.
— Йоу, Валентина. Это Джесс. Простите, что разбудила, я перезвоню позже.
— Джесс? Я проснулась, подожди. — Я слышу шарканье, и как Валентина прочищает горло. — Джесс Бим, сладкий котенок. Рада тебя слышать. Как дела?
— Прошлым вечером у меня было еще одно свидание с Лео.
— Прекрасно, на этот раз он отвел тебя в какое-нибудь шикарное место? В «Айви»? Ему очень нравится «Айви»...
— Нет, мы ходили в Национальную Галерею.
— Ох! Правда? Он всегда ходил в галерею сам, когда мы…
— Слушайте, Валентина, я хотела спросить, Лео когда-нибудь говорил с вами о его маме?
— Нет, не говорил. Насколько я помню, едва ли он вообще рассказывал о своем прошлом. А почему ты спра… стой… он… Он с тобой говорил о его матери?