На все мои возражения, угрозы и прочие действия, Нэтали всё-таки довела дело до развода. Шеннон, мы развелись больше двадцати лет назад, а я до сих пор схожу с ума по ней. Ваша помолвка была для меня испытанием, которое я провалил. С позором…

– Провалил? – смотрю на тестя. – Не мог не придти к ней ночью. Нужно было поселить её в летнем домике, а не нас. – И у вас всё было? – немного смущаюсь, но мне так интересно. – Конечно! У нас всё было! Нам по пятьдесят с лишним лет! Но я пришёл в комнату к Нэтали… – А Лизи? Она знает? – раскрываю глаза. – Нет! Конечно, нет! Лизи она как одуванчик. Она никогда не должна узнать! – Влад… – развожу руками, открываю нам ещё по бутылке пива. – Никто ничего не должен знать. А тем более Дакота не должна знать! Никогда, чтобы не случилось… – Хорошо! Ничего. Никогда, – качаю головой. В этот момент я слышу сигнал машины, громкие девичьи крики, и быструю поступь у порога. Три женщины вваливаются в дом. Две из которых изрядно пьяны. – Я спать. Они пьяные, невозможные, невыносимые… – бормочет Холи, поднимается наверх.

Я укладываю пьяную Дакоту спать. Она напевает что-то на немецком. Говорит, что это Токио Хотел. Это ещё кто?

– Вы такие классные! Ты… Джаред! Поверить не могу, что моя сестра выйдет за тебя замуж. Ты настоящий! – голос у неё такой торжественный. – Ди! Спи, ты пьяна! – улыбаюсь. – Она тебя так любит! – Я её тоже, – киваю, накрываю малышку пледом, ухожу. В нашей комнате темно. Холи лежит на кровати, накрыта одеялом с головой. – Хол! – зову. Тишина. – Холи, ты спишь? – раздеваюсь, ложусь рядом. В её ушах наушники. – Кексик! – целую её в висок, убираю айпод. – Я сержусь, – бормочет она. – На меня? – удивляюсь. – Нет! Я выпила сухой мартини. Через пять минут меня выворачивало наизнанку. – У всех на виду? – прыскаю. Она поворачивается, меряет меня недовольным взглядом. – Посмейся над этим, давай! Меня тошнило в туалете. – Ты была в душе? – глажу её мокрые пряди. – Почему не подождала меня? – Я не стану заниматься сексом в доме моего отца, Шеннон! – Ну в моём доме твои родители занимались сексом, – жму плечами. – Конечно, папа… – она осекается. – Погоди-ка, – подозрительно смотрит на меня. – Да-да, твои папа и мама. Друг с другом. – Врешь! – Холи в шоке. – Нет, – качаю головой. Твой отец рассказал. – Рассказал? – раскрывает глаза. – В каком, прости, контексте? И что ещё рассказал отец? А что рассказал ты? – Ну так… Всякое. – Шеннон! – рычит она. – Холи, я просто спросил, из-за чего развелись твои родители. И ответ перетёк в рассказ. – Зачем ты спросил? Я же говорила, что мама просто разлюбила, – злится. – Это не моё дело. Да… – Шеннон! Не смей спать! Что рассказал тебе папа? – Ничего, Хол! Я устал! Устал! Спокойной ночи, – крепко прижимаю её к себе, целомудренно целую в лоб, и закрываю глаза. Она больно кусает меня за грудь. Кусаю губу чтобы не закричать. – Сукина дочь! – шиплю. – Твой отец всё ещё любит Нэтали, и она его тоже! И развелись они только потому что твоя мама поняла, что с ней ему будет сложно. С каждым годом. И конечно, когда после долгой разлуки они встретились, они не сдержались. Чёрт! Я болтливая сучка, – смеюсь. – Меня тошнит, – шепчет она. – Холи! Всё нормально! Они взрослые люди. Главное, никому не говори. – Шеннон, меня правда тошнит! – Холи! Прекрати. Это не те новости, от которых… – Отпусти, – пищит. Я разжимаю объятия, и рыжая уносится в туалет. – Хол, давай я скажу Лизи, что не могу есть ее еду, и ты будешь готовить сама, – встаю у двери. – Тебя тошнит от её еды каждый день. Сколько можно? Ты испортишь себе желудок! – но мне в ответ лишь всхлипы и тяжёлое дыхание. – Хол, ты как? – заглядываю в ванную. Она лежит на полу, волосы разметались по кафелю. – Ты простудишься, – смотрю на неё. – Наплевать, кафель холодный. Так хорошо! – еле улыбается она. – Принеси мне воды. С газом и лимоном, – просит. – Хорошо, сейчас. Кексик, я прошу тебя, встань с пола! – я строг. Она закатывает глаза и встаёт, ложится в кровать. Целую её в лоб, он ледяной от холодного пота. – И мармеладных мишек, – слышу тихий голос за моей спиной. – Я доел последние… – раскаиваюсь. – В магазине на углу Восьмой и Ривер стрит всегда есть мармеладные мишки. – Посмотри на часы! – прошу. – Три! – Ну пожалуйста, сладкий! Я так болею… – в глазах мольба. Наигранная мольба. – Лиса! – качаю головой, одеваюсь, выхожу на улицу. Невозможный холод. Это был первый и последний раз, когда сам Шеннон Лето ходил ночью в магазин за чёртовыми мармеладными мишками, которых не оказалось, к тому же! – Это что? – хватает рыжая пакетик со сладостями. – Мармеладные рожицы. – Но я хотела мишек. – Мишек не было, Холи! – рычу, забираюсь под одеяло. – Я так замёрз! – Но я не хочу рожицы, – обижено бормочет она. – Да мне наплевать! – раскрываю глаза. – Я куплю тебе мишек завтра. Два пакетика. – И как два пакетика завтра, помогут мне сегодня? – злится. – Всё! Хватит! – рявкаю. – Не ори на меня! – садится на кровати. Сверлит меня взглядом, быстро стаскивает с себя рубашку, неуклюже вскарабкивается на меня. – Я тебя хочу! – в глазах вспыхивает огонь. – Ты странная… – улыбаюсь. – А как же вопли о том, что нельзя заниматься сексом в доме твоего отца? – Наплевать! Слишком хочу! – хватает меня за запястья, кладёт на свои груди. И я быстро сжимаю соски. Холи морщится. Надеюсь от удовольствия. Кексик начинает двигаться на мне, имитируя жаркий секс. Мне нравится чувствовать это трение на своём голом члене. Но быть внутри неё в тысячу раз приятней, и когда я всё-таки оказываюсь в ней, сильно сжимаю её грудь. – Шеннон! – взвизгивает она. – Что? Тебе же всегда это нравилось! – смотрю на неё. – Мне больно! Слишком больно! – Холи перехватывает мои руки. Я резко переворачиваю её, и вот рыжая уже подо мной. Не сбавляя ритма, наклоняюсь, целую её грудь. – Нет. Не нужно. Мне больно, сладкий, – отталкивает меня от своей груди. – В чём дело? – смотрю на неё. – Не знаю. Просто не трогай грудь, – натягивает на неё уголок одеяла. И до самого конца в её глазах не было места страсти или желанию. – Холи, что с тобой? – прижимаю её к себе, когда мы устраиваемся в постели после душа. – Я не хочу говорить об этом, – голос у неё дрожит. Утыкается лицом мне в шею. – Я не отстану. Ты меня знаешь – я упрямый. Лучше скажи сейчас. – Чёрт! – выдыхает она. – Я всегда боялась этого. Хирург предупреждал, что так может быть. Я отметила боль в груди ещё пару недель назад. Это ноющая боль во всей груди, пульсирующая в сосках, – шепчет она. – О чём предупреждал хирург, кексик? – отстраняюсь от неё, смотрю в глаза. Она растеряна, взгляд бегает, но потом она тяжко выдыхает с болью, горечью. – О раке груди…

====== Часть 71. Зефирный принц ======

Вот уже пятый день я только и думаю об этом. Рак, рак, рак. Колокол. Постоянный, звенящий колокол в моей голове. А она улыбается всем, делает вид, что всё отлично, и на корню пресекает любой разговор, который я начинаю об этом. И она постоянно что-то жуёт. Читает, и закидывается арахисом, готовит и по сто раз пробует все продукты, и просмотр телевизора не обходится без двух чашек воздушной кукурузы с сыром.

– Ты станешь пончиком. Я перестану называть тебя кексиком, – шепчу Холи. – Ты хочешь сказать, что я толстая? – раскрывает глаза, изо рта вылетают крошки. Прыскаю. – Нет, Хол. Я не хочу этого сказать. – Тогда сиди молча! – злится она. – Хорошо. Ни слова не скажу, а то ты ещё и меня съешь! – смеюсь. Она убийственным взглядом прожигает меня, встаёт, бросает в меня чашку с остатками попкорна и выходит из дома. – Как она тебя! – улыбается Дакота. – Как? – собираю с себя и с дивана крошки. – Как мальчишку! – Заткнись, малявка, – показываю Дакоте язык. Она мне в ответ средний палец. Выхожу во двор. Рыжая курит. – Хол, прости меня! – Я постоянно ем, потому что нервничаю! – Почему ты нервничаешь? – сажусь рядом, затягиваюсь из её рук. – Потому, что я, возможно, больна, мать твою! – срывается. – Холи, нет! Стой! – крепко прижимаю её к себе. Она сначала что-то тараторит нервное, сердитое, но потом успокаивается. – Мы пойдём к доктору сразу, как только вернёмся. А хочешь, поедем прямо сейчас? Но чтобы ты не выбрала, и чтобы не показали анализы, я буду с тобой. Я всегда поддержу. Никогда не брошу, ни за что, слышишь меня? Мы вынесем всё вместе, вдвоём. Я только буду скучать по твоим сладким сисечкам, – наклоняюсь, осторожно целую открытый участок груди. – Так не больно? – смотрю на неё. – Нет, – улыбается. – Так не больно. Она болит не от прикосновений, а вообще. Что-то ноющее, и она слишком чувствительная. – Ну вот, сегодняшней ночью я буду с ней ласков и нежен. Буду целовать, облизывать, ласкать, – шепчу. – Ммм, – стонет она. – Может, пойдём прямо сейчас? – кусает губу. – Ночью, Холи. В обед я обещал съездить с твоим отцом в автомобильный салон. А вечером Патрик позвал на ужин в какой-то там паб со странным названием. – Печёное колено? – щурится Холи. – Да! Точно! – вспоминаю я. – Жуткое название. – В этом и фишка! – мы входим в дом, обедаем. Девочки отправляются в торговый центр а я, как примерный зять еду с тестем в автомобильный салон. Он хочет хороший внедорожник. И благодаря моей мудрости и опытности в выборе машин, Влад оформляет выгодную сделку и становится довольным обладателем новенького внедорожника.

Вечером мы приезжаем в паб. Я нервничаю, мне совершенно не хочется, чтобы на меня глазели, фотографировали или лезли с расспросами.

– Успокойся, сладкий. В этот паб не ходят ваши поклонники. Для них альтернативный рок – это жалкая попса, – улыбается Холи. – Да ну? – удивляюсь. – Поверь мне, – нежный поцелуй в подбородок. – И что же они слушают? – интересуюсь. – О! – восклицает Падди. И начинает напевать какую-то сумасшедшую песню на ирландском. Девочки тут же подхватывают. Заткнитесь! Ужасный язык! Ужасный! Закатываю глаза, показательно утыкаюсь в телефон. – Ты вредный, Шеннон! – шепчет мне Дакота. – Я ненавижу ваш язык, – в той же манере отвечаю ей, и девчонка мне назло начинает лепетать на ирландском. Маленькая дура!

И на самом деле в пабе на меня никто не обращает внимания, абсолютно. Приятно иногда чувствовать себя обычным человеком. Холи весь вечер пытается выпить пива, но так и не решатся.

Она так красиво танцует. Моя девочка. Так изящно, даже под эти варварские песни. Тоненькая спинка ходит змеёй, руки, словно упругие ветви, закрученные в урагане.

Именно сейчас, глядя на неё, я осознаю, что я никогда не смогу полюбить другую. Ни одна женщина в этом мире не сравнится с моей любимой рыжей коричкой. Она даёт мне всё, чего так не хватало.

«Но она, может и вправду больна», – гадкий голос плохого предчувствия.

Нет! Нет! Нет! Она ещё так молода. Она так радостна, жизнелюбива. Она ещё не разведена. Ещё не замужем за мной. Я хочу чтобы этот день настал. И чем раньше, тем лучше.

– Эй, друг не залипай! – толкает меня в плечо Патрик. Хм, где-то я это уже слышал… Антуан всегда мне так говорит, когда я ухожу в себя на сетах. – Задумался, – улыбаюсь. Мы выпиваем по шоту виски, запиваем пивом и бурно обсуждаем влияние алкоголя на организм. К нам присоединяется Дакота, а я тем временем не выпускаю рыжую и её подругу из виду. Не хочу, чтобы какой-то лепрекон тёрся пенисом о мою девочку.

К моему великому счастью музыканты уходят на перерыв, и девушки возвращаются за стол. Шепчутся о чём-то. Подозреваю о брутальных ирландских барабанщиках. Стой! Шеннон, стоп! Остановись. Не хватало тебе превратиться в ревнивого параноика. Хотя, я и так давно им стал.

– Клер, привет! – подходит к столу высокий, накаченный парень, блондин. – Лиам! – радостно приветствует его девушка. – Эй, Падди! – кивает он ему, жмёт руку. Взгляд блондина на пару секунд задерживается на мне. – Всё готово к пятнице? Оторвёмся? – очевидно, он про свадьбу. – Конечно, братишка! – кивает Патрик. Блондин снова обводит взглядом стол и останавливается на моём кексике. Глаза его широко раскрываются. – О’Доннелл? Холи? – он в шоке. – Это ты? – Привет, Ли! – встаёт она со своего стула. – Лиса! – крепко прижимает её к себе. Сжимаю зубы, челюсть напряжена до предела. – Поверить не могу! Это, правда ты? – он держит её за щёки, смотрит в глаза. – Сколько лет уже прошло? Нам, сколько? Кажется, по семнадцать было? – он восторженно смотрит на неё. И в его взгляде целый океан влюблённого счастья. – Ну да, считай лет двенадцать! – смущённо улыбается она.

Что? Только я имею право смущать её! Она моя! Убери от неё свои блондинистые руки!

– Как ты? Как дела? Чем живёшь? Как же твой муж отпустил тебя на свадьбу? – чёрт! Блондинчик знает даже про мужа-тирана! – Я развелась, – торжественно сообщает Холи. – Что? Не может быть! Наконец-то можешь вздохнуть свободно! – он снова обнимает её. – Кхм-кхм, – громко прочищаю горло. Холи смотрит на меня. Я скриплю зубами. Она понимает всё без слов. – Лиам, это Шеннон, мой жених. Шеннон, это Лиам, наш хороший друг, – представляет нас друг другу. Мы жмём руки. – Жених? Так быстро? Эх, ты не оставляешь мне шанса! – улыбается Лиам. Совершенно неуместный комментарий, блондинчик. Вали обратно на свою сиреневую луну, где ты там резвился с розовыми пони в своём прянично-конфетном королевстве! – Погоди, я тебя знаю! – Лиам тычет в меня пальцем. Что за невежество? Мысленно морщусь, презираю людскую невоспитанность. – Ты из этой группы. Твой брат ещё актёр, – щёлкает пальцем. – Мне не поверят! Чёрт, я хочу с тобой фото! – блондин плюхается на лавку рядом со мной. – Не получится, – качаю головой. – Я не в форме. – Лиса, попроси своего жениха сняться со мной, – какой же у него противный голос. Холи озадаченно смотрит на меня. «Не смей просить меня об этом»! – без слов запрещаю ей. Только глазами. Она смущена. – Сладкий, сфотографируйся с Лиамом, – всё-таки просит. – Да, сладкий, сфотографируйся со мной! – повторяет за рыжей блондинчик. Я ударю его, клянусь. – Ну, давай! Раз МОЯ женщина просит… – натягиваю дежурную улыбку, и ничуть не морщусь от яркой вспышки.