Этот придурок пригласил сам себя к нам за стол. Я с трудом выношу его общество, а вот рыжая, похоже, счастлива, похоже, она в восторге от ванильного принца. Я молча выношу её милое хихиканье, кокетство и откровенное заигрывание. Готовь свою провинившуюся задницу, О’Доннелл!

До дома мы все идём пешком. Рыжая крепко сжимает мою ладонь, напевает что-то будто и впрямь выпила то пиво, которое грелось перед ней весь вечер. – Ты был таким молчаливым в пабе, – загорелое тело, ещё влажное после совместного душа, прижимается ко мне. – Правда? – обнимаю её плечи рукой. О, зря ты начала этот разговор. – Да. Очень молчаливым. Мне даже было как-то грустно. – Грустно? Что-то я не заметил. По-моему ты отлично провела время с красавчиком-блондинчиком, – упираю взгляд в потолок. – Так и знала, что ты выскажешь мне это, – слышу, что улыбается. – Я не высказываю, Хол, я лишь предположил, что тебе было весело. С блондином. – Мне не было весело. Я просто общалась со старым другом. – У тебя нет друзей! – фыркаю. – Лиам был моим другом в школе. Он брат Падди. Мы росли вместе. – Бла-бла-бла… – Я не хочу этой ревности, – садится на кровати. – Это ревность? Нет, Холи. Это не ревность. В сравнении с теми истериками ревности, которые периодически закатываешь мне ты, мои слова звучат, всего лишь, как недовольное восклицание. Он даже знает, что ты была замужем за тираном! Откуда? Вы были так близки? – включаю ночник. Смотрю в её глаза. – Я понятия не имею, какими моими секретами делится Клер с Патриком, и какими в свою очередь он, делится со своим братом, – и снова эта интонация стервы. – Очевидно, это был один из них. – Значит так, – сжимаю её плечо. – Ай! Мне больно! – Ничего, потерпишь! Послушай меня, моя милая будущая жена! Если ты будешь заигрывать, кокетничать, флиртовать с другими парнями, если ты дашь мне повод ревновать ещё хоть раз, кексик. Если ещё хоть однажды этот зефирный принц приблизится к тебе, и ты будешь любезничать с ним, клянусь, я сверну шею. Твоему мармеладному королю, и тебе. И я думаю, что свадьба твоей лучшей, и единственной подруги будет испорченна. По твоей вине, ведьма! – рявкаю, резко отпускаю её и отворачиваюсь к окну. – Угрозы? Это не то, чего я от тебя жду! – ворчит она, ворочаясь. – Попытка заняться сексом с другим мужчиной? Это не то, чего я от тебя жду! – передразниваю её. – Я не пыталась заняться с ним сексом! – визжит. – Тихо! – вскакиваю, закрываю её рот ладонью. – Закрой рот! Не смей будить остальных! – рычу, сквозь сжатые зубы. – Любая твоя попытка спровоцировать меня, на что угодно. На что угодно, Холи! Сводит меня с ума, доводит до безумия! Клянусь, будет ещё хоть раз что-то подобное, я запру нас обоих в гардеробной в своём доме, и буду насиловать тебя! Сама знаешь куда! – ложусь обратно. – Ты не… – слышу из-за спины. – День и ночь, Холи! В задницу! – рявкаю. Она сердито выдыхает и опускается на подушки. – Я, возможно, болею, а ты так со мной груб! – сердито бубнит. – Ты не болеешь! – резко разворачиваюсь к ней, скриплю зубами. – Не смей этого говорить! Я даже слышать не хочу! Ты, конечно, больная, да! – киваю. – Но у тебя с головой проблемы, а не с грудью, – невольно опускаю глаза. Два карамельных сосочка, игриво выглядывают из под одеяла. Чёрт! Нет! Я выдержу! Не смотри туда! Не смотри, Шеннон! Ты уже взрослый мужчина! Тебя не заманить парой силиконовых сисек. Всё! Отвернись! – А теперь спи! – приказываю. – Не хочу! – ворчит. – Холи, я устал. Я прошу тебя! – Мне не хватает моего природного успокоительного! – дует губы. – Ну, сегодня ты его не получишь! Ты плохо себя вела! – Нет, хорошо! – Всё! – обрываю спор, прижимаю её к себе так, чтобы она не смогла ничего произнести. Она минуты две пытается вырваться, а потом успокаивается, засыпает.

Укрощение строптивой, мать её!

Свадьба проходит удачно, весело. Больше фотографируются со мной, а не с женихом и невестой. И принц-блондин не особо докучает моей женщине своим чертовым сахарным вниманием. Я сдерживаюсь от свержения его с марципанового трона.

Десятичасовой перелёт, и майский Лос-Анджелес встречает нас вечерней духотой. Мама приезжала накануне. В доме чистота, а в духовом шкафу ещё горячий пирог с курицей и сыром.

– Дай Бог здоровья твоей маме! – жуёт Холи. Кстати большую часть съедает она. – Когда пойдём к врачу? – смотрю на неё. – Завтра, я уже записалась на приём. И я пойду одна. – Почему ты не хочешь, чтобы я пошёл с тобой, поддержал тебя, помог? – Помог? Помог потрогать мою грудь? – раскрывает она глаза. – Кто-то будет трогать твою грудь? – я даже не подумал об этом. Она закатывает глаза. – Это такая честь, наблюдать твой мозг в действии, – язвит. – Каждый раз, как ты открываешь рот, из него потоком брызжет яд! – смотрю на неё. – Уж лучше яд, – качает головой. Улыбаюсь. Она всегда найдёт, что ответить, никогда не унывает. Пожалуйста, пусть завтра, независимо от результата у тебя будет хорошее настроение. Смейся, Холи! Пожалуйста!

Утром мы приезжаем в больницу. Рыжая крепко целует меня в подбородок, у неё самой трясётся нижняя челюсть, но слёз нет, глаза сухие, вовсе не красные. Ничуть. Ну же! Шеннон! Давай! Скажи, что любишь её! Скажи прямо сейчас! Ей это так нужно!

– Холи, – прижимаю её к себе. – Кексик… – Мисс О’Доннелл, доктор Гринберг ждёт! – выходит медсестра, и я не успеваю договорить. – Я скоро, – дрожащим голосом шепчет Холи, уходит. – Я люблю тебя! – шепчу в закрытую дверь.

Час за часом. Я на нервах. Выпиваю четыре кружки кофе, выкуриваю бесчисленное множество сигарет. Открываю вторую пачку жвачки. Бесцельно тычусь в телефон. Кто-то тяжело опускается рядом со мной.

– Эй, тут занято, – поворачиваюсь. Холи опускает голову мне на плечо. – Эй, как ты? Ну, что сказал доктор? – Анализы будут готовы через час, – устало отвечает она. – Но он сказал, что уплотнения в груди есть, – голос дрожит. – Не плачь, кексик. Мы всё преодолеем! – несколько раз целую её в лоб. – Я, что, по-твоему, прокажённая какая-то? Не собираюсь я рыдать, – фыркает. – Хорошо, – киваю я. – Хочешь чего-нибудь? – Крепкий кофе и сигарету, – тащит меня на улицу. К счастью рядом Кофе Бин. Возвращаемся в клинику, садимся в курилке, Холи успокаивается, расслабляется. – Знаешь, что? – смотрит на меня. – Я хочу напиться сегодня. От радости, или горя. Не важно. Обещай, что напьёмся! – улыбается. Я киваю ей, прижимаю к себе. – Мисс Холи Мария О’Доннелл, ваши анализы готовы. Просьба пройти на третий этаж, восемнадцатый кабинет, – слышим мы из громкоговорителя. – Нет! Не суй их мне. Читай. Скажи, что написано в строке про рак! – она утыкается лбом в мои колени. Я листаю три страницы результатов. – О! У тебя нет ВИЧа! – читаю результат анализа крови, пытаюсь отвлечь её! – Шеннон! Рак! – рычит она. – Хорошо-хорошо, – киваю. Я сам вот-вот расплачусь. – Так, так, так! Рак… – сердце замирает. – Отрицательно… – Что? – встаёт она. Раскрывает глаза. – Ты уверен? – Да! – киваю. Она бросается мне на шею, я обнимаю её, и почти припечатываю бумаги к своему лицу. – Не больна! Напьёмся! Меня будет тошнить, а ты будешь держать мои волосы! – хохочет. – А ещё мы беременны…

====== Часть 72. Наше “долго и счастливо” ======

– Хорошая шутка! – отстраняется Холи. – Сейчас закупимся в винном.

– Холи, ты беременна! – показываю ей бумаги. – Что ты несёшь? – нервно улыбается. – Вот! – тычу на небольшой абзац. Она хватает листы, несколько раз перечитывает. – Этого не может быть! – качает головой. – Почему? – Нет! Нет! Нет! – закрывает ладонями рот. – Да… – киваю я, откидываюсь на спинку кресла. Беременна…Вот это новость! Я ожидал новостей о раке, а тут другое… Беременность… Уау! Не пойму, как реагировать… – Я выйду… Покурить… – встаю. – Нет! – хватает меня за руку. – Не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня сейчас, – просит сдавленным голосом. – Я только покурю. И вернусь… – отдёргиваю руку, ухожу. Сажусь в машину, закуриваю.

Беременна… Беременна… Беременна…

Тебе это не нужно, Шеннон! Ты ещё слишком молод для детей. Ты ещё не готов! Нет! Нет! Нет!

Минуты через две осознаю, что еду в сторону дома. Останавливаюсь на светофоре. И что? Что дальше? Сбежишь? Просто сбежишь от неё, от своего будущего, от будущего ребенка? Ты что, трус? Жалкий трус? Остановись! Не делай этого! Черт возьми, это же твой ребёнок! От любимой женщины, Шеннон! Ты же знал, что рано или поздно это случится! Только не думал, что настолько рано…

– Пошёл к дьяволу! – кричу водителю, который оглушающе сигналит сзади. – Я стану отцом, мать твою! – улыбаюсь. Быстро разворачиваюсь. Идиот! Я такой идиот! Я хотел сбежать! Ни за что! Я стану отцом! У нас будет малыш!

Влетаю по лестнице на третий этаж. Холи нет на прежнем месте.

– Девушка! Рыжая! Там! – сумасшедшими глазами смотрю на пожилую медсестру за стойкой регистрации. – Чёрт! Мисс О’Доннелл! – Зашла в кабинет, – испуганно отвечает медсестра. Без стука вхожу в кабинет. Холи сидит напротив доктора. Их разделяет стол. – Прости, задержался, – подношу её руку к своим губам, легко целую. – Здравствуйте, – киваю врачу. Мужчина удивлённо смотрит на меня. – Виновник, – указывает на меня Холи. Виновник? Ну ладно. Пусть будет так. – Из-за этого и появились уплотнения, – объясняет врач. – Что? Можно сначала? – ничего не понимаю. – Я потом тебе всё расскажу, – затыкает меня рыжая. – Пойдёмте? Посмотрим вас на УЗИ, – приглашает доктор в соседний кабинет. – Ещё час назад я думала, что у меня рак груди, а теперь я беременна… – бормочет Холи себе под нос. Доктор долго возит этой хренью по животу Холи и ничего не говорит. – Восьмая – девятая неделя… – наконец выдаёт. – Токсикоз мучает? – Нет, – отмахивается Холи. – Нет? – раскрываю глаза. – А! Точно… Это не от еды… Мучает, – кивает Холи. – Сильно… – Это нормально на таком сроке. Судя по размерам, всё-таки у вас девятая неделя. – Размерам? – интересуюсь. – Как ягодка черешни, – улыбается доктор. Быстро воспроизвожу в памяти, каких размеров бывает черешня. – Хочу черешню, – поднимает на меня глаза рыжая. – В Нортридже отличный фермерский рынок, – киваю. – Мы не поедем в Нортридж из-за одной черешни, – качает Холи головой.

О, Боже! Черешня! Такой маленький! Совсем-совсем кроха. Тепло разливается по всей моей скользкой душонке. – Я ещё успеваю сделать аборт? – всё моё счастье трескается как тонкое стекло. Тепло превращается в ледяной холод.

– Успеваете, – кивает доктор. – Могу записать вас прямо сейчас, и врач назначит вам день. – Да, спасибо, – кивает Холи. Встаёт, вытирает живот от липкого геля. Пытаюсь сказать хоть что-то, но из горла вылетает лишь горячий воздух. – Доктор Керр – настоящий профессионал, – расхваливает нам хирурга врач. – Она выпускница «Лиги плюща». – Да! Нам наплевать! Не надо нас никуда записывать. Всего хорошего! – выдыхаю я наконец, хватаю рыжую за руку и тащу её вниз. Она молчит. – У тебя с головой всё нормально? – тяжело дышу, блокирую двери в машине. – Да, – кивает она. – Об аборте и речи быть не может! – завожу мотор. – Шеннон, нам придётся. – Придётся? Почему? Кто нас заставит? – смотрю на неё. – Никто, – качает головой. – Я не хочу детей. Я боюсь. Мне это не нужно. Я буду толстая, с отвисшей кожей и ты точно слиняешь к другой. – Ничего более глупого я не слышал, – еду по узкой улице, прилегающей к клинике. – Шеннон, я сделаю аборт! Хочешь ты того или нет. Я не хочу детей. Я боюсь. Я не готова. Я не хочу бояться, – качает головой. – Сделай аборт, и я точно слиняю от тебя! – киваю. – Ты не поступишь так со мной! – повышает голос. – Ты же можешь поступить так со мной и нашим ребёнком! Хочешь делать аборт – делай! Только прямо сейчас ты выходишь из этой машины, и больше никогда в жизни мы не увидимся! – Не смей так говорить! Не смей отпускать меня! – во взгляде ярость тысячи львиц. – Тогда не говори глупостей! – рявкаю. Она вздрагивает, вжимается в кресло, замолкает. Всю дорогу до Нортриджа она сердито сопит в свои маленькие ноздри. – Ты молчишь почти час. Это нужно куда-то записать. – Я сделаю аборт! – отрезает она. Резко торможу. – Выходи, – нажимаю кнопку разблокировки замков, тянусь через неё, открываю дверь. – Нет! – складывает руки на груди. – Значит, забудь про аборт! – Нет, я его сделаю! – не смотрит на меня. – Тогда вали ко всем чертям! – спокойно отвечаю. Она с психом отстёгивает ремень. В моём горле застревает комок.