107

протежирует еще со времен подготовки к уходу на Дальний Восток отряда Беклемишева, а

с Бубновым в дальнем родстве, вроде. Может, не будет много палок в колеса ставить»…

Отдельную проблему для Петровича представляли два «кота в мешке»: командир

гвардейского экипажа контр-адмирал Нилов и флаг-капитан Императора вице-адмирал

Ломен. Нынче они не просто свитские адмиралы, а адмиралы придворные. Короче говоря,

друзья Николая. Они, вместе с Великим князем Александром Михайловичем и графом

Гейденом, ожидающим их сейчас во Владивостоке, де факто составляли неформальный

Морской Кабинет Государя. Придать им такой статус официально Николай не решился,

так как опасался поскандалить с дядей Алексеем, за которого тотчас вступилась бы

матушка и большинство прочей многочисленной родни…

И получается, что этот, по сути, абсолютно безответственный кружок по интересам,

будучи некой «молодой морской фрондой» генерал-адмиралу и его блюдолизам, вроде

Верховского, Скрыдлова, Авелана и Абазы, за Цусиму в нашем мире ответственен не

меньше, чем «болярин Зиновий». Не брутальный охотник на бизонов и бонвиван Алексей

Александрович, прямо высказавшийся против отправки эскадры Рожественского на

погибель, а именно эти люди были там «властителями морских дум» самодержца. И здесь

тоже, конечно. Но только до появления в Питере некоего молодого доктора с «Варяга»…

Похожие и по своей роли, и по взаимоотношениям с Николаем, Нилов и Ломен были

совершенно разными персонажами, как по своим воззрениям, так и по истории своего

появления в ближнем круге царя. Ломен вошел в него еще со времен известного Большого

путешествия наследника на Дальний Восток. Он командовал крейсером «Память Азова»,

на котором Николай и находился. Серьезный, тактичный, с окладистой бородой бывалого

морского волка, отличающийся трезвыми суждениями о внешней политике и новомодных

флотских делах, он сразу понравился цесаревичу.

Поймав ветер Фортуны, наполнивший его паруса, каперанг Ломен не преминул

воспользоваться счастливо представившейся возможностью пробиться на самый верх

благодаря дружбе с сыном Александра III, и с легкостью променял палубу крейсера в

дальнем море на столичные паркеты и мостики царских яхт в Маркизовой луже.

В 1892-ом году он, сразу по возвращении «Памяти Азова» в Кронштадт, назначается

членом комиссии при библиотеке морского министерства по военно-морскому делу, где

подбирает для заинтересовавшегося флотом наследника разнообразную литературу и

карты для его личного пользования. Через пару месяцев он уже заведует военно-морским

ученым отделом главного морского штаба. А меньше чем через год Николай Николаевич -

флигель-адъютант молодого Императора и его флаг-капитан! Тут и орлы на погоны не

заставили себя ждать. Сначала один, а затем и второй…

Столь головокружительной карьеры при дворе никто из наших моряков не делал. До

вышеупомянутого Нилова. Константин Дмитриевич, правда, и внешне, и внутренне, был

полным антиподом тщащегося своей ученостью «академика» Ломена. Хотя «ученость» эта

была у него своеобразной. Ни в кухню большой политики, ни в суть происходящих на

флоте эпохальных технических перемен, глубоко проникнуть ему не было дано. Вот лишь

один характерный образчик рассуждений человека, серьезно влиявшего на «морской»

кругозор молодого Императора:

«Прежде всего, мы должны на Балтийском море иметь минный флот не меньший,

чем германский и шведский, взятые вместе, так как в случае войны на Балтийском море,

кроме немцев, непременным противником нашим, при всяких политических комбинациях,

будут здесь также и шведы.

Если наряду со всеми работами по воссозданию у нас оборонительного флота

финансовые средства позволят нам обратиться к постройке больших кораблей, то,

пожалуй, можно согласиться на это, но при непременном условии, чтобы суда эти

предназначались бы для службы на Тихом океане, где необходимо в особенности

воссоздание нашего флота.

Переходя к вопросу о своевременности для нас строительства больших кораблей, я

прежде всего считаю необходимым оговорить, что нынешнее время вовсе не