для поиска путей решения в России крестьянского вопроса, реформы земского самоуправления и даже видел

резоны во введении в стране законосовещательного представительства. Однако, его явное влияние на

Императора, прежде всего в вопросах кадровых назначений и персональных государевых милостей, не

могло остаться «общественно безнаказанным». Репутация князя, одиозная среди либералов и левых, была не

лучшей и в кругах консерваторов. Это было связано не только с деятельностью Мещерского как «серого

кардинала» при царе, но и со скандальными историями, которые возникали в связи с его активным

гомосексуализмом и протежированием как нынешним, так и прошлым любовникам.

Вот характеристика, данная ему современным историком Н.А. Троицким: «Одиозной была репутация

трубадура реакции 80-90-х годов - князя Мещерского. Сей господин, славивший национальную потребность

в розгах («как нужна соль русскому человеку, так ему нужны розги»), «презренный представитель заднего

крыльца», «негодяй, наглец, человек без совести», к тому же еще «трижды обличенный в мужеложстве», был

личным другом Александра III. Его журнал «Гражданин» субсидировался царем и считался, поэтому, в

осведомленных кругах «царским органом», «настольной книгой царей». И.С. Тургенев писал о нем: «Это,

без сомнения, самый зловонный журналец из всех ныне на Руси выходящих»…

Однако, представляется, что «гражданский консерватизм» и государственную дальновидность князя

Мещерского (он ясно видел как пагубность для России войны с Японией в 1904-ом, к которой страна была

не готова, так и самоубийственное безумие военного противостояния с Германией в 1908-ом, 1912-ом и

1914-ом годах), нам стоит занести в актив этого неординарного деятеля. Человека, который «не десять, не

двадцать, не тридцать лет, а целые полвека имел «своеобразную смелость» стоять одиноко, имея против себя

всю Россию», - именно так будет гласить один из некрологов по нему в либеральной прессе.

Увы, келейное кумовство, протежирование и покровительство сомнительным фигурам на высшем

государственном уровне, не оставляют шансов для его итоговой положительной оценки в истории страны.

110

Контр-адмиральские эполеты Константин Дмитриевич в кругу новых людей и

обязанностей заслужил даже раньше, чем в нашем мире: должен же был кто-то стать

отдушиной для царя, изнывавшего от груза забот, свалившихся на его плечи по милости

Вадика, Василия и Петровича, пока новоиспеченный государев военно-морской секретарь

прогуливает по парку его сестренку. В Порт-Артуре и Владивостоке узнали об этом

радостном для всего флота известии в октябре 1904-го. За оборону столицы с моря теперь

грешно было переживать. До Шантунгской битвы оставалось два месяца…

***

Приоткрыв дверь в салон, за которым находилась собственно столовая, Петрович

понял, что застал только самое окончание очередной фирменной байки «от Нилова». Ибо

на произнесенную торжественно-мрачным тоном фразу Константина Дмитриевича: «Он

понял все через девять месяцев», ответом был нестройный взрыв гомерического хохота…

– Ваше величество, господа, вы позволите?

– Заходите, любезный Всеволод Федорович! У нас тут маленький мальчишник перед

ужином сорганизовался, - отсмеявшись, приветствовал его раскрасневшийся Николай,

явно входивший во вкус своего первого большого путешествия в отсутствие супруги и

детей, - Думаю, что Вы, здорово проголодались. Но придется чуток обождать. На кухне

какое-то повреждение с плитами случилось, им туда даже инженера вызывали.

Алексей Алексеевич наш самолично ходил посмотреть, – Николай кивнул в сторону

Бирилева, - Считает, - с дымоходами напасть какая-то. Похоже, снегом грибки забило на

крыше: снегопад-то вон какой, с пургой, плетемся мы из-за него еле-еле, вот и заносит,

если не топить постоянно. Минут через десять нас обещали пригласить. А пока - милости

просим Вас присоединяться к нашему кружку.

– С радостью, Государь. В хорошей кампании закуска не главное…

Вокруг все снова яростно порскнули, чуть не складываясь пополам и хватаясь за