несколько раз. Без толку, конечно.

Самураи же пустили по ним восемь мин. Из них попало пять. Одна не взорвалась.

«Иртыш» получил первую пару. Ему взорвало носовой трюм, а вот вторая мина, что

точнехонько по миделю ему ударилась, не сработала. Наутро ее выловили из воды. С

отломанным боевым отделением. Второй истребитель попал только одной. Но хватило

вполне. На «Цетине» рванул кормовой снарядно-минный погреб. Покровского не нашли,

похоже, что тут и убило. Из второй японской пары, каждый тоже одной миной попал. Для

«Бара» - без шансов. Лег на борт в пару минут. Баранов сошел чуть не первым…

Самое же неприятное, что на «Иртыше» запаниковали. Почти вся команда кинулась в

воду и поперла на берег. Стоял бы на глубине – конец ему. Но повезло. Носом сел на

четыре метра, и в дно. Не опрокинулся, слава Богу. К этому моменту как раз объявился и

господин Воеводский. Прямо из объятий Бахуса и местных гетэр, прибывший лицезреть

догорающие останки своего доблестного флота. Вот такие дела, Всеволод Федорович…

– Да, не веселые. Воеводского и Баранова – под суд?

– Надо, конечно. Но пока Государь просил повременить. Не простил бы на радостях.

Но служить у меня оба этих ухарца точно не будут, - сверкнул глазами Дубасов из-под

насупленных бровей, - Будь бы моя воля…

Эх, сколько народу из-за этих косоглазых полегло. Давай, Всеволод Федорович,

помянем. Всех наших моряков, в этой войне головушки свои буйные сложивших.

– Давай, Федор Васильевич, - Петрович потянулся за стопками, - «И, слава Богу, не

знаешь ты, сколько в НАШЕЙ Русско-японской их погибло».

127

Расставались с Дубасовым на дружеской ноте. Но точку в подзатянувшейся беседе

поставил, все-таки, министр. У самой двери Федор Васильевич, удерживая руку Руднева в

своей, то-ли попросил, то-ли приказал: «Но в следующий раз, когда что-нибудь этакое

придумаешь, ты уж, Всеволод, будь добр сперва меня в известность поставить. Краснеть,

как вчера у Государя, мне шибко не хочется. Договорились?»

Пришлось соглашаться, куда тут денешься.

***

Альфред фон Тирпиц слыл по жизни «парнем не робкого десятка». Драчун в школе,

не раз и не два сеченный педагогами за свой монолитный характер. Дуэлянт в юности,

скрывающий ныне под окладистой бородой парочку памятных шрамов. Просоленный

морской волк, в бурные годы своего палубного офицерства ни Бога, ни черта, ни девятого

вала, ни Летучего Голландца не страшившийся. Сегодня, уже в адмиральских галунах, он

готовился к противостоянию с самой Владычицей морей. Причем не только в изощренной

кабинетной игре умов с высочайшими ставками, но и в жарком морском бою, на открытом

всем ветрам, лиддиту и рваной стали верхнем мостике любого из его линкоров…

Но сейчас он уже минут пять безмолвно сидел, тупо уставившись в несколько строк

на подрагивающем перед ним газетном листе. А трепетали «Ведомости Читы» оттого, что

мелкой дрожью тряслись вцепившиеся в них адмиральские пальцы.

«Вчера в лондонской «Таймс» были опубликованы сведения о страшном бедствии в

Британской Индии, случившемся два дня назад. Землетрясение силою 8,7 балла по шкале

Рихтера в течение одного с половиною часа практически раскололо город Кангры на

части. Он полностью превращен в руины и пыль. В разверстые трещины земной тверди

проваливались не только отдельные дома, но и, по свидетельствам выживших очевидцев,

даже две улицы целиком! Погибли не менее 20-и тысяч жителей, еще более 30-и тысяч

лишены крова над головой и любых средств к дальнейшему существованию. Власти в

Калькутте опасаются возникновения эпидемии. Вице-король уже лично отбыл в разбитый

город для инспекции и принятия на месте решений о помощи пострадавшим…»

Как Тирпиц сам не раз признавал, русский язык он знал посредственно. В первую

очередь, имея в виду язык устный. Путаясь в наших падежах, склонениях и суффиксах, он

предпочитал не переходить на него в разговорах. Но многолетняя работа с различными