Ещё одна дверь. Бронвин толкнула её и ахнула. Она смотрела на море со скал Конобара. Молодой и безбородый Фергюс проверял верёвки для сегодняшнего восхождения и посмотрел вверх, улыбаясь. Чувствуя облегчение до слез от того, что кто-то здесь узнал её, она улыбнулась в ответ.

— Давай! Я думаю, внизу, там гнезда терновых крачек. Хочу взять пару яиц для отца в шутку. Ну, понимаешь? Яйца терновки для тэйрна!

— Твоё остроумие поразительно.

— Ну, не всё так плохо, особенно, если мы достанем яйца. Зачем ты надела всю эту броню? Снимай её и пойдём…

Бронвин поймала брата за руку и прошептала:

— Никогда не оставляй меня, и я никогда не покину тебя.

— Я никогда не оставлю тебя, покуда ты жива, — усмехнулся Фергюс.

Солнечные блики скользили по водной глади, с моря веяло прохладой, и они с Фергюсом были одни на краю мира…

— Бронвин, — позвал Андерс. — Пора просыпаться. Я собираюсь снять повязки. Хорошо?

Она лежала на спине и смотрела вверх. Зажмурилась, а потом проморгалась. Вновь посмотрела на круг из озабоченных лиц. Моргнула снова и они не исчезли. Тара и Алистер выглядели заплаканными. Стэн и Морриган — очень серьёзными.

— Ночнушка Андрасте, — вслух подумала Бронвин. — Я это сказала?

Миг, и беспокойство на их лицах сменилось радостью и облегчением.

— Сколько пальцев я показываю? — спросил Андерс.

— Три.

— А сколько я показываю, босс? — спросила Броска, наклоняясь вперёд и ухмыляясь.

— Очень смешно. Не думаю, что это официальное приветствие Стражей.

Все взорвались смехом.

— Подвигай глазами, Бронвин, — распорядился Андерс. — Следи за кончиком моего пальца. Посмотри вверх. Теперь вниз. Как ощущение в глазах?

— Больно.

Бронвин медленно поднялась, чувствуя, как протестуют мышцы, отвыкшие от работы. Она заставила себя спросить:

— Насколько плохо я выгляжу?

— Ты выглядишь прекрасно, — сказал Зевран полным уверенности тоном. — Если и остались шрамы, при таком освещении я их не вижу.

— У тебя глаза забавные, — сказала ей Броска. Алистер наступил той на ногу. — Ой!

— Тебе, наверное, нужно облегчиться, — тихо сказала Лелиана. — Мы можем отойти в тот тоннель. Там безопасно.

Бронвин и правда остро нуждалась в этом, а ещё ей хотелось хоть на какое-то время оказаться подальше от всеобщего ликования, вызванного тем, что она не ослепла и никому не придётся выполнять приказ о её убийстве. С помощью Лелианы она дошла до небольшого тупичка. Доносящиеся сюда голоса дробились и становились неразборчивыми.

После того, как Бронвин поправила свою одежду, Лелиана достала из кармана маленькое зеркальце.

— Вот, — сказала она. — Ты должна взглянуть.

При тусклом свете Бронвин изучила своё лицо и вздохнула, пытаясь свыкнуться с увиденным. Зевран был не слишком искренен, а может был достаточно далеко, чтобы хорошо разглядеть тонкий белый шрам, тянущийся от её правого глаза до нижнего края челюсти. Учитывая, что с ней случилось, Бронвин прекрасно понимала, что ей крупно повезло оказаться в руках такого опытного целителя, как Андерс. Куда больше её тревожило, что глаза, которые она видела в зеркале, больше не были её глазами.

Серо-голубой цвет глаз, передавшийся ей от отца, исчез. Едкая слюна Матки, должно быть, проникла сквозь тонкую оболочку радужки и та стала ярко-зелёной. Не природного зелёного оттенка — а тёмного, похожего цветом на яд, что почти ослепил её.

— Спасибо, — сказала она Лелиане, возвращая зеркало. Бронвин прислонилась к стене туннеля, глубоко вздохнула. Она поспешила: полезла, как дура, на врага, про которого ничего не знала. Теперь шрам и изменившиеся глаза будут служить напоминанием, что не стоит слепо полагаться на свою же репутацию.

— Могло быть гораздо хуже. Это я как-нибудь переживу. Мне повезло, что лицо осталось почти неповреждённым. Зато какие у меня теперь выразительные глаза!

Лелиана засмеялась.

— Да. Ты должна найти что-то из зелёного бархата, чтобы подчеркнуть их. И украшения с изумрудами. Это будет очень эффектно. — Она взяла ладонь Бронвин. — Со шрамом тоже не всё так плохо. Он может через какое-то время сойти сам, да и в Орлее есть косметика, которая может сделать его совсем незаметным. Я знаю, что мужчины любят хвастаться своими боевыми шрамами, но у женщин это немного не так, верно?

— Да, — согласилась Бронвин. — Это так.

И как бы мелочно это ни было, она всё равно сожалела об утрате прежней внешности. Быть красивой — это та часть её личности, с которой она не хотела расставаться. Мысль, что те мужчины, которые добивались её благосклонности, даже те из них, кто для неё ничего не значит, теперь будут с отвращением отворачиваться от неё, внушала боль и тревогу. И как бы люди ни притворялись, красивая внешность много значит для них.

— Нам лучше вернуться.