– Это не месть, – быстро говорю я, хотя чувствую, что скорее пытаюсь убедить себя в этом так же сильно, как его. Не могу отрицать жажду мести, которая потихоньку кипит у меня внутри. Каждый день я пытаюсь ее игнорировать, но она только продолжает копиться. Я хочу, чтобы кто-то заплатил за смерть моего отца, но ведь понятно, что я не могу бегать, искать и убивать людей, ведь так? Я просто хочу сделать что-то, чтобы почувствовать, что это того стоит. Это тяжело объяснить, и я не смогу заставить Невилла понять.

– Может тебе стоит начать с чего-то другого и посмотреть, будешь ли ты через несколько лет все еще заинтересован. Так сделал твой отец.

Но он искажает факты.

– Отец ждал, потому что ему нужно было помочь дяде. Он сразу хотел поступить, и ты это знаешь.

Он знает, так что идет другой дорогой.

– Ну, просто взгляни, что стало с Алом. Он больше не хочет этим заниматься.

Это меня злит, и я не знаю, с чего он это приплел.

– Ал уволился, потому что он чувствует себя виноватым, – резко говорю я. – Потому что мой папа пытался спасти его. Если спросили бы меня, я сказал бы, что это эгоистичный повод увольняться, – я прерываюсь на секунду. – Но меня никто не спрашивает…

– Хьюго, я лишь пытаюсь убедить тебя попробовать другие варианты. В Академии Авроров по-настоящему сложно, и…

– Слушай, – перебиваю я его. – Я знаю, что не такой умный, как сестра, хорошо? Поверь мне, я всю жизнь это знал. Но мои отец и дядя тоже не были особенными гениями с книжками, и они оба справились, ведь так?

– Я просто считаю, что ты должен это обдумать, – защищается он. – Не думаю, что ты все тщательно взвесил.

Мне хочется рвать на себе волосы, но я этого не делаю. Я просто говорю так вежливо, как только могу:

– Не хочу быть грубым, но это не твое дело. Я просто хотел спросить, есть ли у тебя формы. Если нет, то отлично. Я возьму у дяди.

Я понимаю, что как бы вежливо я ни пытался сказать это предложение, оно все равно самое грубое из тех, что я когда-либо говорил профессору. Он выглядит несколько опешившим, но затыкается и перестает меня уговаривать. Вместо этого он открывает ящик стола и протягивает мне ворох бумаг. В форме около десяти страниц, и я внимательно просматриваю их, прежде чем снова взглянуть на Невилла.

– Спасибо, – просто говорю я. Я там не задерживаюсь, и, когда выхожу в общую гостиную, там уже полно народа. Младшие студенты вернулись с послеобеденных занятий, поэтому выдохшиеся семикурсники уже не так заметны. Лили больше не за своим столом, так что, полагаю, она или наверху, или совсем ушла из башни. Я не вижу сразу и Аманду, но потом нахожу ее возле лестницы с учебником зелий в руках – пытается подучить в последнюю минуту.

– Ну, думаю, твой отец меня ненавидит, – говорю я, падая на ступеньку рядом с ней, не обращая внимания на то, что отвлекаю ее. Это все равно не имеет значения. Зубрежка в последнюю секунду не поможет ей с ПАУК по зельям, так как мы все равно оба в этом хреновы.

– По какой-то особенно причине или просто потому что? – шелковым голосом спрашивает она, приподнимая брови.

– Я сказал ему, что это не его дело, что я хочу податься в авроры.

Она выглядит так, будто не знает, прийти в ужас или рассмеяться. Она не делает ни того, ни другого, а просто качает головой.

– И почему ты это сказал?

– Потому что он все отговаривал и отговаривал меня, – быстро защищаюсь я. – Он все говорил, что это плохая идея и я расстрою свою мать.

– А ты думаешь, это расстроит твою мать?

Я пожимаю плечами и опускаю голову на секунду, прежде чем снова поднять глаза.

– Я думаю, она будет горда, что я делаю что-то важное, – говорю я, почти цитируя то, что сказал ее отцу раньше. – Ты думаешь, ее это расстроит?

– Я думаю, что она будет волноваться, да, – говорит она, и, когда я открываю рот, чтобы запротестовать, она перебивает меня. – Но думаю, она будет тобой горда. Не думаю, что она скажет тебе не делать этого.

Это многое для меня значит, и я благодарно улыбаюсь ей, прежде чем немного понизить голос.

– Что ты об этом думаешь? – тихо спрашиваю я.

Воздух на лестнице немного натягивается, когда она твердо смотрит на меня и вроде как тщательно обдумывает свой ответ. Наконец она отвечает, и ее голос почти так же тих, как мой.

– Думаю, ты очень храбрый.

– Правда?

Она кивает, и у нее все то же невероятно решительное выражение на лице.

– Не думаю, что многим хватило бы мужества сделать что-то такое опасное после того, через что прошла твоя семья…

Никто никогда не звал меня раньше храбрым. Думаю, я никогда и не полагал по-настоящему, что я храбрый. Я всегда думал, что попал в Гриффиндор только из-за своих родителей. Мне никогда не нужно было быть храбрым. Единственное за всю мою жизнь так называемое “приключение” случилось, когда мне было десять, и в итоге меня заперли в одну комнату с моей сестрой после того, как ее похитили. Я никогда бы в такое и близко не попал, если бы не был таким тупым, чтобы сбежать ее искать. Конечно, мне было десять, так что нельзя по-настоящему судить меня за ту глупость, что туманила мне мозг в то время. Это не моя вина. И я не делал ничего храброго, пока был там. Я только играл в шахматы и ругался с Роуз – все как всегда, когда мне было десять.