Ассистентка исчезает за дверью кабинета и остается там чересчур надолго для простого вопроса, могу я войти или нет. Но наконец она возвращается и оглядывает меня.

– Она сказала, что вы можете войти, – коротко говорит она и оглядывается на журналиста, который не слишком рад, ведь ему несколько раз отказывали. Но мне плевать на журналиста, и я не благодарю ассистентов или авроров за то, что помогли пройти. Я просто проталкиваюсь мимо них и прохожу сквозь тяжелые двойные дубовые двери кабинета министра магии.

Он большой, правда. Наверное, в три раза больше, чем папин, а у того он точно не маленький. Он даже больше, чем кабинет директора Хогвартса, хоть и не так ярко украшен. Но выглядит он важно. В ту же секунду, как вы входите, вы напуганы всем этим.

Но тетя моя выглядит совсем не устрашающе.

– Привет, – бодро говорит она, нацепив огромную фальшивую улыбку, которую она заставляет себя носить последние несколько месяцев. Все знают, что она фальшивая, но никто ей об этом не говорит. Кто бы рискнул?

– Привет, – говорю я, и мой голос куда менее веселый, чем ее. Но все же я набираюсь сил нацепить собственную фальшивую улыбку, вхожу в кабинет и прикидываюсь, что не замечаю горы документов на ее столе. Я явно отвлекаю ее, но она ничего не говорит.

– Не ждала тебя здесь, – она все так же сохраняет улыбку, и это немного напрягает, то, как ее глаз она ни капли не касается.

– Ага, – говорю я, внезапно ощутив всю свою нервозность. Не знаю, откуда она взялась, но она есть, и ее трудно спрятать. – Я просто… Я просто давно тебя не видел, – по-идиотски заканчиваю я, бесстрастно пожимая плечами.

Звучит глупо, конечно же, потому что у меня нет привычки ходить к дядям и тетям на работу. Она не покупается, но ничего не говорит. Вместо этого лишь призывает напитки и протягивает мне один. Я с благодарностью принимаю, радуясь, что что-то промочит мое горло, которое пересохло от одной только мысли о предстоящем разговоре.

Черт, я даже не знаю, как это начать. Часть меня кричит поговорить о погоде, или предстоящем дне рожденья бабушки, или о чем-нибудь столь же тупом. Другая же часть говорит, что я пришел сюда не без причины, так что я должен делать то, за чем пришел.

От этого не легче.

– Роуз нравится ее школа? – спрашиваю я, труся при мысли о главной теме и решая заговорить о чем-нибудь другом. В крайнем случае, начало разговора. Может быть, в итоге удастся хотя бы вызвать сочувствие.

Тетя Гермиона отпивает из своей чашки, а потом присаживается на край своего стола. Я сажусь на один из стульев, чтобы не стоять неловко.

– Ей там не нравится, – медленно говорит она. – Но она справляется.

– Я с ней не говорил.

Я говорю это и смотрю на нее, чтобы увидеть ее реакцию. Конечно, она не удивлена, что мы мало общаемся. Уверен, она знает, что Роуз не слишком легко приняла новости, что ее отец прыгнул передо мной, спасая от убивающего заклинания. Она умудряется не сказать ничего, что подтвердит, что она поддерживает свою дочь в ненависти ко мне.

– Думаю, она занята, – легко говорит она. – Ей много надо нагнать до последних экзаменов.

Киваю и смотрю вниз на невероятно сверкающий каменный пол. Не знаю, что точно сказать, так что колеблюсь некоторое время, но потом наконец вздыхаю.

– Мне по-настоящему жаль.

Я говорю это быстро, не поднимая глаз. Я чувствую взгляд тети на себе, и уверен, она удивляется, о чем я на хрен. Слишком неприятно даже думать о том, чтобы поднять голову и встретить ее взгляд, так что я продолжаю смотреть на пол и жду, что она что-то скажет.

Она отвечает вопросом вместо ответа.

– О чем тебе жаль? – она кажется искренне удивленной, но я не уверен, насколько это правда, а насколько она притворяется, чтобы мне было легче. Может быть, она думает, что, если она прикинется, будто не понимает, за что прошу прощения, мне будет легче.

– Обо всем, – говорю я, все еще не доверяя себе поднять голову и посмотреть ей в глаза. – Я просто… Это все моя вина, и я не хотел, чтобы так получилось.

Мне не нужно говорить. Она знает, о чем я, и думаю, нам обоим будет легче, если я не стану вслух напоминать о смерти. Это первый раз, когда я прошу у нее прощения, и я действительно слишком нервничал, чтобы быть рядом с ней чаще, чем это совершенно точно полагается. На самом деле меня немного подташнивает, когда я ее вижу.

На некоторое время повисает тишина, и наконец я слышу, как она соскальзывает со своего места со стола.

– Ал, – тихо, медленно говорит она, и я уверен, что ее фальшивая улыбка теперь исчезла. – Это не была твоя вина.

Я не в первый раз это слышу. Каждый раз, когда я признаюсь вслух, кто-нибудь говорит, что это не была моя вина. От этого в это лучше не верилось. Воспоминание о том, как на меня указывает палочка и сверкает зеленый луч в моем направлении, не исчезает. Все это со мной.