– Ну, не думаю, что она тебе еще нужна. Ты должен передать ее следующему поколению потомков Мародеров.

Я усмехаюсь.

– Мой сын будет просто потрясающим. У него будет и то, и другое.

– Вообще-то, – влезает папа, – думаю, ты должен отдать ее Тедди. У меня предчувствие, что Доре понадобится вся возможная помощь, чтобы избежать исключения.

Я смеюсь, понимая, что он прав. Потом я пытаюсь представить Дору в школе. Она превратит жизни всех в ад, это точно. Это на самом деле будет забавно. Надеюсь, Невилл все еще будет там, потому что могу только представить, как он пытается с ней справиться. Но она довольно забавная, пусть и самый психованный ребенок, что я в жизни видел. Представляю, как будет весело, когда она отправится в школу.

– Но вот это теперь твое, – говорит он, указывая на мантию. – Просто береги ее. Она по-настоящему уникальна.

Я киваю, аккуратно ее складывая. Папа с секунду разглядывает меня, а потом присаживается на край кровати. Он выглядит усталым, и тень печали, которая постоянно видна в его глаза, все еще здесь, как бы он не старался ее скрыть. Настроение в комнате меняется, и я чувствую, что разговор становится серьезным еще до того, как он открывает рот.

– Джеймс, – наконец говорит он, и имя мое он произносит медленно. Он секунду колеблется, вздыхает, а потом продолжает. – Я знаю, что дела в последнее время были дерьмовы.

– Да ничего особого, – быстро говорю я, любой ценой стараясь избежать этой беседы. Я не особенно увлекаюсь слезливым сентиментальным дерьмом вроде этого. Моя сентиментальность ограничивается Кейт, и за нее это не заходит.

Но папа не понимает намека.

– Прости, – серьезно говорит он, – если мы заставили тебя чувствовать, что ты как-то с этим связан, – он сглатывает. – Это не так.

Он говорит о том, что я стоял в их гостиной и практически слышал, как моя мать признается, что ее втравили в жизнь, которую она ненавидит, потому что она случайно забеременела мной. Это то, о чем мы с ним не говорили. Мама пыталась несколько раз поговорить, поднять этот разговор, но я всегда ее полностью обрывал или менял тему.

– Все нормально, – коротко говорю я, потому что, ну серьезно, я не хочу об этом говорить.

– Нет, не нормально, – отвечает он. – Ни в чем из случившегося нет твоей вины, и это не честно, распространять такие инсинуации.

Когда папа начинает использовать слова вроде «инсинуация», это значит, что он повторяет за тетей Гермионой. У меня ощущение, что она заставила его разобраться с ситуацией, так что он пытается сделать все так, как попробовала бы она. А это значит использовать такие чуждые для него слова, как «инсинуация». Мне нечего сказать, так что я просто смотрю и жду, что он скажет дальше.

– И мне очень жаль, что мы заставили так тебя чувствовать. Это не имеет к тебе отношения, и мы с Джинни знаем это. Я думаю, мы просто не хотим, чтобы ты думал, будто кто-то тебя винит, потому что мы не виним тебя.

– Вы бы поженились, если бы мама не забеременела? – я задаю вопрос так прямо, потому что я всегда хотел это знать. Мне всегда было любопытно, насколько серьезны были отношения моих родителей к моменту «несчастного случая».

Папа долго смотрит на меня, и я понятия не имею, о чем он сейчас думает. Мне почти кажется, что он не станет отвечать на вопрос, когда он наконец это делает.

– Да, – решительно говорит он. – Мы бы поженились. Может быть не сразу, но в итоге бы да.

– Ты любил ее?

– Я любил ее с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Она действительно, – он останавливается на секунду, – изменила мою жизнь.

– Тогда почему ты не любишь ее сейчас? – я и не хотел спрашивать это таким злым тоном, но слышу, что это как-то сорвалось. Даже если папа и оскорблен, он ничего не говорит. Просто отвечает.

– Я люблю ее. Но… Теперь все по-другому.

Я на это не покупаюсь. На самом деле я до этой секунды даже и не подозревал, что мне не насрать на все это.

– Все не может стать до такой степени по-другому, что ты не можешь любить кого-то достаточно, чтобы с ним оставаться, – немного быстро выкрикиваю я. – Если ты любишь ее, то почему хочешь от нее уйти?

– Я не хочу от нее уходить, – защищается папа. Кажется, он отмечает свой тон, потому что снова его смягчает. – Но я хочу, чтобы она была счастлива, – тихо говорит он. – А это сделает ее счастливее.

По мне это все дерьмо. Я даже не знаю, почему мне не насрать. В любом случае, я не пытаюсь больше об этом говорить. Но это неважно, потому что, оказывается, папа еще не закончил.

– Я просто хочу, чтобы ты знал, что я знаю, что наделал ошибок. Я знаю, что иногда не слушал и не обращал на тебя внимания, и знаю, что иногда ты думал, что я делаю это специально. Но я действительно старался все сделать правильно. Я никогда не хотел, чтобы все стало так плохо, как в итоге случилось. И мне действительно очень жаль.