Кстати о тетках-вейлах, следующими появляются дядя Билл и тетя Флер. И наконец-то тут Луи. Наконец-то кто-то, кто мне по-настоящему нравится – кто не слишком стар и не слишком мал. Он выглядит совершенно нахрен скучающим до смерти, когда они прибывают через камин, так что я тут же хватаю его и увожу, чтобы спасти от перехода из рук в руки, от тетки к тетке, каждая из которых жаждет покрыть его поцелуями.

– Есть травка? – прямо спрашиваю я его, оглядываясь вокруг, проверяя, чтобы никто не подслушал.

– Конечно, – бормочет он в ответ.

– Отлично. Пошли.

Мы идем в старую комнату дяди Рона, потому что она на самом верху, под чердаком, и здесь есть симпатичное окошко, через которое легко выветрить любой дым. Именно сюда мы обычно ходим покурить, и это точно лучшее место для этого.

Луи всегда хорош с теми травками, которые не найдешь в теплицах Невилла, и это одна из причин, почему я так его люблю. Конечно он не единственный парень в школе, который может это достать, но он точно единственный, кто не будет ждать от меня чего-нибудь взамен. К тому же его фигня всегда хорошего качества, что я очень ценю. Я научилась ценить хорошее качество от Джеймса, который полностью обучил меня разнице между хорошей и плохой травкой.

– Ну, слышала что-нибудь от Миранды? – спрашивает он, подкуривая косяк и делая первую затяжку. Первая затяжка всегда самая лучшая, но я ничего не говорю, потому что это его травка, и я курю ее бесплатно. Не смотрите в зубы дареному коню, верно? Ну, или что-то в этом роде, не помню…

И я не знаю, с чего ему интересно, не слышала ли я чего от Миранды.

– А тебе какая разница? – спрашиваю я, делая свою первую затяжку и медленно выдыхая дым.

– Потому что, – нетерпеливо говорит он, пока возится со щеколдой, пытаясь открыть окно, – я хочу знать, что она обо мне сказала.

– Ты ведь знаешь, что это была не Миранда, верно? – недоверчиво спросила я. – Это была Мередит.

Он перестает бороться с окном и смотрит на меня, открыв рот. Он неделями доставал меня, уговаривая свести его с одной из близняшек, и, когда я наконец сделала это во время поездки домой, он, как оказалось, даже не знал, которая это из них? Ого.

– Да ну нафиг? – спрашивает он, широко раскрыв глаза. – Это была Мередит?

– Ты почти трахнул ее там, в поезде, Луи! – говорю я, протягивая ему косяк, когда он облокачивается о наконец-то открытое окно. – И ты не заметил, что это Мередит?

– Я их нахер не различаю, – выдавливает он, закатывая глаза. – Они нахер просто одинаковые.

Теперья закатываю глаза.

– Вовсе нет. У Мередит веснушка на левой стороне носа. У Миранды такой нет.

– Как будто я, блять, это помню…

– Хватит сквернословить, – говорю я, выхватывая косяк и затягиваясь второй раз. – Из-за тебя мои гребаные уши уже нахер кровоточат.

Мы молча курим в тишине, пока моя голова окончательно не проясняется, чтобы вспомнить нечто важное. Я выпрямляюсь и сажусь на ковре, скрестив ноги, как какой-то ребенок.

– Нам надо избавиться от Марии Мартинес.

Луи с растерянностью смотрит на меня. Его глаза ярко-красные и ужасно налиты кровью. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он нахер обдолбан, и я не знаю, как мы собираемся это скрыть…

– Почему? Я думал, она нравится Хьюго? – спрашивает он, потирая затылок так, словно ищет ответ в корнях своих волос. Он такой странный. И такой обдолбанный.

– Она от него залетела, идиот, – отвечаю я и тут же чувствую, как мое лицо темнеет. Я тут же понимаю, конечно, что только что разболтала секрет, но это нормально, верно? Луи – член семьи…

Его налитые кровью глаза становятся в два раза больше обычного, и он с тридцать секунд сидит в обалделой тишине, прежде чем разразиться смехом.

– Заткнись! – предупреждающе глядя на него, шиплю я. – Ты же не хочешь, чтобы сюда кто-нибудь пришел? – я многозначительно смотрю на него, и он понимает. Если кто-нибудь сюда придет, нам обоим полный пиздец. Совершенно полный.

– Ты меня наебываешь, – понизив голос, говорит он, качая головой.

– А зачем, ты думаешь, он ходит с ней на глазах у всех? – спрашиваю я, наморщив нос.

– Она странная, – уступает он.

– Она жирная, – ровно говорю я.

– А разве не все жиреют, когда беременеют?

Я закатываю глаза.

– Ну, значит, она станет еще более жирной свиньей, чем уже есть… И вообще, я не об этом. Я говорю, что пусть даже Хьюго не знает, как прибрать свой мусор, нет никакой причины, чтобы он ходил за этим, как привязанный, – и под «этим» я имею в виду Марию Мартинес.

Прежде чем Луи получает возможность предложить мне какую-нибудь помощь, на лестнице раздаются шаги, и мы в ужасе смотрим друг на друга. Так быстро, как только могу, я прячу косяк и пытаюсь прогнать лишний дым в открытое окно. Луи быстро трет глаза, от чего, конечно, становится только хуже.