И те, которых вы называете подружками, всегда делают последнее.

Хорошо, Кейт не высасывала из меня душу так, как это делали Шарлотт и другие девчонки, с которыми я встречался. Те девчонки были ворчливыми и раздражающими и вечно действовали на мои чертовы нервы. Кейт же никогда не действовала мне на нервы. Она редко ворчала и никогда не раздражала… Но она ранила мою душу намного сильнее, чем любая другая девушка когда-либо. Она причинила мне боль.

Да, я гребаный хлюпик. Я уже мог бы отрастить себе вагину, но я не могу остановиться. Она действительно задела меня и причинила охрененную боль, когда бросила меня. Я все еще не знаю, почему она это сделала. Я пытался быть с ней другим, не таким, как всегда был, но ей было этого недостаточно. Она хотела, чтобы я был каким-то, нахрен, святым или что-то вроде этого, а я таким не был. Я не святой и никогда не буду. Нечестно было ждать, что я таким стану. И этого недостаточно, чтобы просто взять и поступить так со мной. Я любил ее, а она решила, что этого недостаточно.

Я должен знать почему.

Я должен ее спросить.

Да, я должен пойти в ее квартиру и спросить, какого хрена она думает, что можно со мной так поступать. В конце концов, она набралась наглости вернуться в Лондон и без предупреждения войти назад в мою жизнь. Она должна дать мне хоть какое-то объяснение. Я имею в виду, у меня все было отлично, пока она снова не заявилась. Я не любил Шарлотт, но ее мне было достаточно – ее и других девочек на стороне… Я не ходил вокруг, все больше делаясь несчастным и напиваясь до потери сознания, пытаясь понять, почему кто-то мог причинить мне боль, ведь так? Нет. Я этого не делал. Я веселился и жил той жизнью, как она есть.

И я был в порядке.

А теперь я снова несчастен, и это ее вина. Все это вина Кейт. Так что да. Я должен пойти прямо туда и потребовать объяснений. Если бы тут были Фред или кто из моих друзей, они бы меня отговорили. Они сказали бы, что это того не стоит и что я должен забыть это и жить дальше. Я не должен так много, на хрен, волноваться из-за гребаной девчонки. Но никого из них здесь нет. Так что никто не говорит мне, что это плохая идея. У меня есть только полностью опьяневший мозг, который твердит, что она должна мне ответить.

И я иду.

Я точно знаю, где она живет, потому что она мне сказала. В последнее время я довольно часто ее вижу, потому что она ведет все мои финансы и тому подобное. Она такая же жестокая как всегда, все время вертит передо мной своей совершенной маленькой задницей и пахнет свежими яблоками. Она своими глазами почти умоляет меня ее трахнуть. Это просто очевидно, что она так же хочет меня, как я ее, но она никогда этого не признает. Она не любит говорить правду.

Но сегодня она скажет мне правду, уж будьте, нафиг, уверены.

Я аппарирую прямо к ее квартире, не озабочиваясь тем, чтобы задержаться у подъезда и все остальное. Мне правда плевать, если меня увидят. Я слишком пьян, чтобы прикидываться, что мне есть до этого дело. Я слишком пьян для всего на свете, но какая разница? Я знаю, что это правильное здание, нетрудно найти дверь в ее квартиру, учитывая, что никто во всей вселенной ни за что бы не прицепил ярко-голубую ручку ручной работы к своей двери.

Я громко стучу в дверь, потом еще раз, и мне плевать, если я побеспокою ее соседей. На самом деле я надеюсь, что меня услышат. Тогда они узнают, какая она жестокая, разбивающая людям сердца женщина. Она не отвечает сразу, так что я снова колочу в дверь, на этот раз еще громче. И тогда я слышу, как поворачивается замок. Она приоткрывает глазок, видит меня и снимает цепочку.

– Какого черта ты делаешь? – шипит она в приоткрытую ровно настолько, чтобы протиснуться туда и расстрелять меня взглядом, дверь. Она выглядит великолепно в шортиках, футболке и разных носках, которые она надела перед сном. Мне хочется схватить ее и зацеловать нафиг, но я этого не делаю. Я пришел сюда с определенной целью, и я должен ее достичь.

– Почему ты это сделала? – требовательно спрашиваю я ровным и твердым голосом. – Почему ты так просто взяла и ранила меня?

Она смотрит на меня, ее яркие голубые глаза не отрываются от моих. После тридцати секунд тишины она наконец говорит:

– Ты, нахер, спятил.

И пытается закрыть дверь. Я останавливаю ее, поместив ногу в щель и остановив все ее попытки. Она тяжело смотрит на меня, и я решаю, что это знак продолжать.

– Ты должна мне ответить, – ровно говорю я.

– Я ничего тебе не должна, – выкрикивает она в ответ, снова пытаясь закрыть дверь, но ничто на свете ей в этом не поможет. – Уходи.

– Впусти меня, – говорю я, не отрывая от нее глаз.

– Ни за что. Уходи, а то я вызову полицию.

Я смеюсь:

– Ага, точно. А я дезаппарирую, прежде чем они придут, и ты выставишь себя сумасшедшей.

– Тогда я… Я вызову авроров, – дерзко говорит она. – И они тебя выследят.

– О, конечно, – закатываю я глаза. – Ты хоть знаешь, кто мой отец?

Она выглядит так, будто хочет меня убить, и она, нафиг, сексуальна. Так, сосредоточься.

– Уходи, Джеймс, – предупреждающе говорит она. – Я не шучу.

– Впусти меня.

– Нет.

– Впусти.

– Оставь меня в покое.

– Впусти меня. После того как мы поговорим, я уйду, – я ни разу не оторвал своего взгляда от нее, и мой голос оставался ровным и спокойным.