Шёл третий день, раны быстро заживали, перестали ныть ушибы. Бод назавтра собирался уйти к себе. Так долго он ещё никогда не бездействовал, разве что, давно - после кораблекрушения, чуть не лишившего его силы и воли к жизни...

Некогда лежать на широкой лаве: уже справлялись о его здоровье другие бортники. Везти мёд и воск, и пчелиный камень хотят с ним. Наслышаны об удаче, сопутствующей ему в торговых делах.... И в табор надо успеть до отъезда - вернуть цыганке кинжал. (Врёт про то, что лезвие наговорённое: не чувствовал это Бод, а должен бы...) Спросить любопытно ещё о паре колец: может, не всё сказала хитрая Галла?

Тёмная старуха, лживая. Но другой такой нет, у которой об этом можно узнать. Но прежде всего, поговорить бы с Анной. А если бы не только поговорить...

...Если бы не прежние годы, подобные на монашеское смирение, он бы, наверное, натворил глупостей, находясь рядом с этой женщиной - такой желанной!

Он закончил сказку, выпроводил детей.

Смотрел на нежный овал лица златошвейки, на тени от длинных ресниц, на губы, которые то целуют его, а то - как теперь, - таинственно сомкнуты, будто наложена на них неведомая печать спокойной женской уверенности в своей правоте и власти над мужским сердцем.

Бод вздохнул. Анна подняла на него сияющие глаза. Поправляя прядь коротких густых волос, выбившуюся из-под чепца, сказала:

– Ты будешь самый прекрасный сказочник-дедушка.

– Я хочу быть сначала самым прекрасным твоим мужем.

– И я тоже этого хочу.

– Да? Как поверить?

Анна сделала вид, что занята.

– Собирается обоз на Чернигов. Ты поедешь?

– Поеду. Надо ехать. В складе лежит мой товар: зовёт в дорогу. Год выдался хороший. Счастливый этот год, лада моя. Вернусь с гостинцами. Кондрат обещает дать Егора на стройку за старшего, строить сруб начнут сейчас же, пока земля не замёрзла. Заплачу людям, будут не в обиде, сделают быстро. Я заберу тебя отсюда хоть сейчас в старую хату. Пойдёшь?

– Здесь буду ждать тебя.

– Я приеду, подпишем договор* сразу. Что скажешь?

– Этого и жду. Справляйся скорей, и возвращайся.

– Анна, я уезжаю по несколько раз за зиму. Как ты одна будешь жить?

– Ты придумал что-то?

– Думаю два сруба ставить на одном плацу: подселю соседей-стариков. Они будут хозяева во дворе, ты - в доме. Люди работящие и крепкие, а родни у них не осталось.

– Спрашивал их согласия?

– Да. Просил об этом кое-кого. Они только рады, их хатенка совсем плохонькая. Мне за тебя смелее будет: дом, ласточка моя, за городскими стенами.

Не вытерпел, подошёл: целовал Анну.

– Это даже лучше. Ни тебе, ни мне в мастерскую не ходить. За посадской стеной

сады, простор!
– Она сделала ещё несколько стежков.
– Чаровник, ты обещал обучать девочек. А меня?

– Анна, это непросто. Дети твои не такие, как все, сама теперь знаешь. Помнишь, что было вчера? Не я - так кто-то рано или поздно должен был стать их учителем. И ты способна, но я ещё не знаю, насколько. Я не могу определить, в чём твоя тайна, а она у тебя есть, это точно.

Бод не признался, что закон чародейства для такого случая был один, и он гласил: не можешь понять - не можешь и учить. Значит, наставник у его любимой должен быть другой. И тогда, даже если окажется, что Анна не обладает Даром, ученичество принесёт ей немалую пользу. Ему, Боду, даже думать не хочется о том, чтобы Анна была рядом с другим чародеем, всё равно, каким, - хоть и старым и дряхлым монахом-схимником! То, что Анна приняла за след мужской ревности в нём, на самом деле было гораздо сложнее. Ревности чуждается истинный Знающий, но сожалеть о преемнице знаний, об ученице - это допускалось. (Ну-ну, убеждай себя, чародей!).

– Жизнь после учения становится не та. Что можно простому человеку, нельзя чародею. Иногда нелегко вводить людей в заблуждение, а лгать, как ты знаешь, тоже нельзя. Но и сказать правду - смерти подобно! Пока не столько чародейство, сколько смекалка выручала меня. Знаешь, как я выкрутился, когда восемь лет назад меня спросили в магистрате, по какой причине явился в город? Задрал рубаху, показал спину в рубцах, а шрам от сведённого рабского клейма приняли за след страшного укуса, и говорить ничего не пришлось. Решили, что сбежал от зверских побоев мастера, и пан войт сокрушался, что не им испорчена такая хорошая шкура.

Рядом со мной многому и ты научишься. Но пока ездить буду, подумай - нужно ли это тебе?

– Я подумаю, - ответила Анна. И вспомнила вчерашний поздний вечер

Бод оставил её и девочек в верхней светлице.

Приготовился снять страхи. Так он сказал детям.

Анне же объяснил, что на самом деле чародейство это преследовало и ещё одну цель: он должен был узнать, по какой стезе пойдёт развиваться необыкновенный дар двойняшек. Таких путей было пять: воздух, вода, земля, древо, огонь.