Шрифт:
За одну эту ночь поседели его виски.
***
...Низкая дверь с замысловатым кольцом-антабой. Бронзовая антаба искусно выкована кто его знает, как давно. У неё форма свившейся кольцом змеи, закусившей свой хвост - символ вечности для тех, кому дано понимать это.
Дверь открылась.
В дом лекарки Мокоши вошёл речицкий бортник Бод.
Он застал её на месте - хорошо!
С лекаркой жили две старухи-помощницы, повитухи, помогавшие молодкам в первые дни после рождения дитяти. Если в семье роженицы не было другой женщины, то, пока мать не вставала с постели, эти старухи готовили и приносили еду на всех домочадцев, купали и пеленали младенца, могли и постирать, и досмотреть других детей - таковы, по обычаю, их заботы.
Мокошь этого гостя не ждала.
В дом бортника её позвали только один раз. Четыре года назад жена бортника, - любимица старухи, Анна, - быстренько произвела на свет крепкого, хорошего мальчика. Вот и всё. Мокошь плохо помнила, как дело было? Неудивительно, сколько ей приходится ходить к молодухам. С чем теперь пожаловал папаша?
– Матушка, - попросил вежливый бортник, - не откажи, нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.
И этому не удивилась лекарка. Мало ли какие болезни бывают у людей? Не каждому исповедоваться хочется при всех.
Старухи убрались из дома.
Бод взглянул на Мокошиху. Словно пелена упала с глаз лекарки. Да это не простой человек вошёл к ней?!
И тут же Мокошь вздрогнула: в её голове прозвучал голос местича:
– Уважаемая хозяйка, не досмотрела ты свою внучку. Пока не поздно, исправь дело: вина на тебя ляжет за то зло, что она успела натворить. А после нашего разговора, если отвергнешь мою помощь, вина твоя утроится. Наследите с внучкой так, что не расквитаетесь за целую вечность!
" Бортник - Знающий?!" - чего-чего, а этого Мокошь не ожидала. Как стояла, так и села на лаву. Она привыкла думать, что все чародеи живут где-то в чужих краях, а на этой земле она одна такая. Да ещё её внучка Серафима - внучка на беду...
– Значит, зовут её Серафима?
– тут же отозвался в голове голос бортника.
– Ты кто таков?
– спросила его Мокошиха, не мигая, глядя в пристальные глаза гостя.
– Почему дерзок со мной? Хочешь, чтобы свела со свету всю твою семью?
– Э, лекарка! Не бросайся словами! Знаешь сама - слово не воробей... Люди говорят дальше "...вылетит, не поймаешь". Но мы-то с тобой знаем, что порой слово, наоборот, улететь от нас не может: собственным словом подавиться можно, станет поперёк горла.
У Мокоши побелело лицо: говорит, как в воду глядит! Неужели настолько силён бортник, что знает даже, какой смертью умрёт она? Или просто так сказал, к слову? Но он прав: грозила, не подумав. Нельзя грозиться - это верно.
– Ладно. Живите во здравии. Почему раньше я о тебе ничего не слыхала?
– опять спросила Мокошь.
– Зачем? Нам с тобой делить нечего.
– А сейчас что, есть чего делить? Или поучать меня пришёл?
И лекарка почувствовала, что у Бода есть и такое право - поучать её. А значит, он сильнее. Древо или земля - как проверить?
– Древо, - ответил Бод, прочитав её мысли.
– А ты - вода. Даже не зная тебя, по имени догадаться легко.
Он замолчал, потому что сейчас, в доме старухи, понял, что она - стихийная чародейка. И даже не то, чтобы чародейка - учеников-то не оставила, - скорее, знахарка, ведунья. А вот внучка её - сильна ли внучка?
И он приступил к главному:
– Мать, плохо дело, Серафима украла моего сына.
– Что ты?! Господи, как сумела? Того мальчика, которого я у Анны принимала?
– Да.
– Не верю! Если бы по силам моей бедной внучке сделать такое, то она узнала бы про твоё могущество и не осмелилась бы!
Бод только повёл плечами. Теперь он проверит и то, что ощутил на дороге:
– Внучка твоя, Серафима, - огонь?
Старуха совсем растерялась: от бортника не ускользала ни одна мысль, как бы она не закрывалась: не помогло даже скрещивание рук и ног, и особое слово. Но уж про огненную природу внучки знахарка сейчас и подумать не успела - это точно.
"Могущественный настолько?"
– Отвечай, знахарка!
– упёрся в неё глазами чародей.
– Да...
Тогда нежданный гость склонил перед ней голову и, положа руку на сердце, попросил:
– Помоги, мать, заклинаю! Без тебя мне будет трудно. Добром отплачу за твоё добро!
Мокошь взвилась, как будто невидимая сила подбросила её на лаве:
– Ах, ты так? Заклинать меня вздумал?! Я уже сама не вольна решать, что делать? Как пойду я против внучки - это же гибель для нас обеих: сам ведаешь, что бывает, когда встречаются вода и пламень!
– и старуха зашептала, признаваясь в том, в чём не признавалась до сих пор никому: