– Прибери хоть немного, - сказал я; вынимая припасы.

– Дай сперва похмелиться, трясет всего.

Я налил в захватанный стакан вина, открыл бутылку пива. Старлей пил трудно, чуть не срыгнул. Через минуту лицо его ожило, посветлело, движения по теряли судорожную скованность.

Третья стадия, - подумал я.
– дальше последуют больницы, а потом кладбище. Но хата его мне могла бы пригодиться, если она не на учете у милиции. Да и документы этого вояки мне бы не помешали.

– Девочки есть знакомые?
– спросил я , наливая немного вина и себе.
– Гулять так гулять.

К моему удивлению телфон оказался действующий. Старлей позвонил кому-то и сообщил, сияя:

– Будут! Мать с дочкой. Дочка тоже порется ништяк.

– Тебя менты не тревожат?

– Да нет. Я дома тихо себя веду, не вожу никого. Квартиру потерять - все тогда, конец.

– Понимаешь! А документы чистые?

– Что ж им грязными быть? С собой не ношу. Пенсия есть махонькая. А за телефон сосед платит. У нас с ним дубликатор, ему телефон нужен.

– Кто такой, сосед-то?

– Бизнесмен вроде тебя.

Пришли "девочки", которые оказались потрепанными бабами неопределенного возраста. Трудно было поверить, что одна из них дочь, а вторая - мать, Разница угадывалась только по фингалу под глазом дочери. Выпили. Бабы похлопотали, навели относительный порядок, даже пол протерли. На меня они смотрели алчно, все пытались напоить. Но вскоре вырубились вместе с хозяином. Из их несвязных разговоров я выяснил, что капитан, черт знает за что или почему выдворенный из армии, действительно человек тихий и на учете у милиции его хата скорей всего не числится.

Я загрузил женщин на диван, старлея - на раскладушку. Потом нашел под диваном пакетик с документами - кроме паспорта и военного билета, там были абонементная книжка квартиросъемщика с вложенным в нее ордером и запасной ключ от квартиры. Алкаши спали крепко, но я влил каждому в рот по сто граммов водки, после чего спустился вниз и зашел в фотоателье.

Там я прошел прямо к автомату, который выдал фотографии на паспорт и военный билет за пять минут. Забежав еще в аптеку и канцтовары, я вернулся в квартиру, вновь освидетельствовал спящих, достал пипольфен и просунул каждому по две таблетки на корень языка, залив вином, которые те, несмотря на сон, глотали исправно. Рефлекс у них был отработан долгой практикой.

Затем пристроился на краешке стола, оседлав нос очками, заменившими мне лупу, Инструмент был нехитрым - иголка да тушь. Через час на документах старлея уютно пристроилась моя фотография - будто век с этого места и не слезала. Теперь я был пенсионером, старшим лейтенантом в отставке, коренным москвичом. Конечно, с точки зрения лабораторного криминалиста подделка была слишком грубоватой, но для постовых на улице и гостиничных администраторов вполне годилась.

Я взглянул на стол: оставалось еще четыре бутылки водки, две вина и несколько бутылок пива. Этого вполне должно было хватить для того, чтобы отру бившаяся троица, очухавшись, сразу наберется опять, так что время у меня есть. Я вышел из квартиры, закрыл за собой дверь, взяв ключ с собой, поймал такси. Вскоре я уже был на треклятом Речном вокзале.

Пройдя по знакомой улице, я занял наблюдательный пост в кустах за беседкой, где вечером собирались любители домино. Сейчас в беседке было пусто. Я сидел, надвинув шляпу на лоб и посасывал пиво - обычный утренний интеллигент-алкаш. Через двадцать минут я увидел две фигуры, пересекающие двор. Маша с маман отправились куда-то. Подходить к ним я не собирался, только отвернулся еще больше, поднося ко рту пустую бутылку. Я совершенно не понимал своего поведения, да и не пытался понять. Знал только, что хочу увидеться с Машей.

Отчаявшись найти логическое объяснение, я пошел в сквер, где на одной из скамеек увидел знакомое платье. Саша узнала меня сразу, обрадовалась, высказала недовольство моим обманом - она вчера три раза приходила, сообщила, что если бы у нее были деньги, то можно было бы прямо сейчас купить трехмесячного щенка весеннего помета, от которого отказались прежние хозяева.

– Не обещаю сегодня, но дня через два дам точно, - сказал я.
– Только одно условие, ты с сегодняшнего дня прекращаешь этой гадостью с мужиками заниматься. Напиши мне свой адрес, я занесу деньги. Да, кстати, если тот парень будет снова тебя принуждать, ну, сама понимаешь к чему, - пригрози, что заявишь в милицию. И не бойся. Oн поугрожает и отвяжется. Угрожать будет тем, что в школе обо всем узнают. Не верь, повтори, что если в школе узнают - тем более все расскажешь в милиции.

– Э-э!
– безмятежно махнула она рукой.
– Фиг ему. Вы знаете, как противно. Они такие толстые, тяжелые, так хватают...

Она на миг насупилась, открыто посмотрела на меня и спросила:

– Хотите быть моим папой? Ну, понарошку?

– Хочу, - сказал я искренне...

Теперь меня интересовали пункты приема стеклотары. Я объехал несколько центральных и убедился, что они, как обычно, затоварены, а ящиков свободных нет. Длинные очереди страждущих смотрели на приемщиц с тоскливой безнадежностью.