Шрифт:
Не писал тебе это время, думая что письмо тебя уже не застанет.
— Марина собирается на Кавказ, м. б. и попадет проездом к тебе.
Я живу в каком-то тумане (буквально) с редкими часами просветления. Думаю, что все от печени. Жду твоего приезда, чтобы вместе отправиться к доктору.
— Из твоей материи пальто уже сшито. Твои сомнения в этом направлении рассеет Маринино письмо, к<отор>ое будет послано вслед за моим.
— У Веры неприятности с Таировым, к<отор>ый оказался преизрядным негодяем. [92] Чувствую, что наша дружба с ним кончится рукопашной.
Вот его разговор с Ел<еной> Вас<ильевной> Позоевой.
Ел<ена> В<а>с<ильевна>: Александр Яковл<евич> — вы обещали мне роль в новой пьесе еще в прошлом году. Скажите, чем вызвано неисполнение обещания?
Таир<ов>: Вы думаете — я давал вам роли как артистке? Вообще — знайте, что артисткой вас не считаю. А роли вам давал, как своей. Теперь ни одной роли вы от меня не получите. Кроме того, запрещаю вам разговаривать со мной.
92
Из-за финансовых затруднений в Камерном театре части труппы грозило увольнение.
Е<лена> В<асильевна> выругавшись ушла. И каждый день по подобной истории.
В нашем доме на Полянке был пожар — сгорели все службы. Если выдадут страховые деньги — все будет обстоять хорошо.
Степуна отправляют на войну. М. б. даже он уехал вчера. Видел его за это время два раза мельком, но каждый раз хорошо.
Прощай милая. Целую
Сережа
О твоей ссоре с Федосеевой [93] не знаю ничего, кроме того что ссора была. Напиши все как было — мне это знать необходимо.
93
Знакомая, у которой Е. Я. Эфрон жила в Кисловодске.
Аля в моей комнате и мешает мне продолжать письмо. Наша няня (лучшая из тех, что были) ушла и теперь приходится быть с Алей неразлучным.
Поправляйся.
Не привози зелени. Ее здесь много и она дешевле. Остальное вези (подразумеваю — съедобное).
Не удивляйся грязному конверту — это единственный, к<отор>ый нашелся, а сегодня воскресенье.
18 февр<аля> 1917
Петергоф
Дорогая Лиленька, сегодня мне опять привили тиф и потому времени больше, чем всегда. Хочется как можно больше написать писем — писать письма в школе большая радость — хотя сосредоточиться здесь временами почти невозможно. В одной комнате помещаются более ста человек — все это галдит, поет, ругается, играет на балалайках и пр<очее> и пр<очее>.
После жизни здесь — мне Грифцов стал окончательно непонятен. Всё что его раздражает и злит сейчас в окружающих — мне стало абсолютно близким. Москва со всеми оставленными там кажется где-то страшно далеко — даже больше, на другой планете. Все похоже на сон. Хочется ущипнуть себя и проснуться на диване у себя в полутемной комнате. Мож<ет> быть у Грифцова не было этой «комнаты».
Сейчас позовут ужинать.
Подробности о моей жизни в письме к Марине.
Один вопрос мне не дает здесь покоя и я очень, очень мучаюсь (не говори Марине).
— Но об этом к<ак>-нибудь в другой раз.
Пока прощай. Не пишу тебе — п<отому> что или времени нет — или усталость не позволяет.
Целую и люблю
Сережа
Пиши на моем адресе: юнкеру имя (без отчества и фамилию).
<7 августа 1917 г., Москва>
Дорогая Лиленька, спасибо за цветы — посылаю тебе ответный подарок — ответ на твою телеграмму Волю. [94]
С трудом пишу, п<отому> что поранил себе палец из револьвера.
У нас все благополучно — Ирина начала прибавлять.
— Недавно зашел твой большевик [95] и принес фунт рису и хлеба. Умиляйся!
Вера приезжает в 20-х числах августа.
94
В конверт с письмом вложена справка Российского общества Красного Креста от 25 июля 1917 г. о военнопленном И. Воле.
95
По-видимому, Б. Г. Закс — знакомый И. Воля и Е. Я. Эфрон, социал-демократ; впоследствии работник Совнаркома.
Мои военные дела без перемен. Завтра дежурю в Кремле —
Все книги будут тебе присланы. Они сейчас раскладываются.
Целую. Привет Эве.
Сережа
Цветы очень хороши.
3 окт<ября> 1923
— Praha
Дорогая моя Лиленька,
— Я получил твое письмо с опозданием, т. к. был в отъезде — в Моравии. [96]
96
С. Я. Эфрон ездил устраивать дочь в русскую гимназию в Моравской Тшебове.