Шрифт:
К тебе попасть не удастся, хотя и хочется очень.
Привет Асеньке. Целую С.
Поклон Валер<ии> Дмитр<иевне>. [293]
ЭФРОН В. Я. И Е. Я
Москва, 12 июля 1911 г
<В Коктебель>
Пишу вам сейчас, дорогие, из Москвы. Только что встал — Марина еще спит. Я сижу в кабинете ее отца.
293
В. Д. Жуковская — мать В. А. Жуковской.
Чувствую себя прекрасно. После дороги совсем не устал, т<ак> к<ак> ехать было прекрасно.
Странно как-то, что вы так далеко. Временами кажется, что выйдешь из дому и очутишься на берегу рядом с дачей Волошина. Переехали мы как-то слишком быстро и незаметно, переход слишком резок: идешь по Москве и не верится, что это Москва, Арбат и т. п. — Удивительно ярко врезался в память Коктебель. Зажмурю глаза и вижу всё, всё с мельчайшими подробностями.
Москва сейчас странная, совсем пустая — мертвый город. Был в Гагаринском переулке — показывал Марине наш дом. [294] Внутрь нас не впустили, очень на нас косились (вероятно побаивались немного). Наш сад почти совсем вырубили и развели на его месте английский цветник. От сирени остался только один чахлый куст. Жасмину совсем не осталось. Все террасы густо заросли виноградом.
Сегодня едем на Ваганьковское кладб<ище>. [295] Там похоронена тоже мать Марины.
294
Дом бабушки С. Я. Эфрона — E. H. Дурново.
295
На Ваганьковском кладбище в Москве была похоронена мать Цветаевой — Мария Александровна Цветаева (урожд. Мейн, 1868–1906) и ее дед — Александр Данилович Мейн (1836–1899), а также бабушка — Елизавета Никаноровна Дурново (урожд. Посылина) и старший брат С. Я. Эфрона — Глеб, умерший в семилетнем возрасте.
— Познакомился здесь с Андреем [296] — братом Марины. Пока не перекинулись ни одним словом.
Не буду в письме описывать дома Марины, т<ак> к<ак> не сумею ничего передать. Расскажу потом при свидании.
У меня может быть будет возможность жить в Москве. Мне предлагают держать экстерном при кадетском корпусе (т<ак> к<ак> есть большие связи), а потом дополнительный по латыни. А при кадетском корпусе настолько легко экзаменуют, что я могу подготовиться к этой весне. А кроме всего прочего есть связи. Обо всем потом разузнаю поподробнее и напишу вам.
296
Андрей Иванович Цветаев (1890–1933) — единокровный брат Цветаевой, сын И. В. Цветаева от первого брака с Варварой Дмитриевной Иловайской (1858–1890), впоследствии искусствовед, музейный работник.
Не сердитесь, что пишу вам вместе: времени мало, а писать хочется.
Кончаю. Шлю приветы всем коктебельцам, а вас целую. Как отнеслась Пра к книге?
Сережа
<22. III. 1912 г., Париж>
<В Москву> [297]
Милые, вчера и третьего дня был на могиле. [298] Я ее всю убрал гиацинтами, иммортелями, маргаритками. Посадил три многолетних растения: быковский вереск, куст белых цветов и кажется лавровый куст. Газона еще нигде в П<ариже> не приготовляют. Рано.
297
Написано на открытке с видом: «Paris. — L’Institut et le Pont des Arts» («Париж. — Институт и мост Искусств»).
Датировано по почтовому штемпелю.
298
На могиле матери, отца и брата — Е. П. Дурново-Эфрон (1855–1910), Я. К. Эфрона (1851–1909) и К. Я. Эфрона (1895–1910), похороненных на кладбище Монпарнас.
На днях посылаю вам несколько серебр<яных> листочков с могилы. Целую.
Пишите: Палермо.
Решил пока сам посеять газон из цветов.
Видал Франку. [299] Подробности в письме.
Роза и елочка целы.
10 марта 1925 г
(Vsenory, c. 23 p. p. Dobrichovice и Prahy) [300]
Дорогие Лиленька и Вера,
299
Франка Гранье — знакомая Е. П. Дурново-Эфрон.
300
Написано карандашом на бланке: «Methodist Mission Praha II, Jecn'a ulice, c. 17. 'Nтуденческий отдел».
— Пишу вам обеим сразу — хочу, чтобы письмо пошло сегодня же. Спасибо нежное за письма и память.
— Можете поздравить меня с сыном — Георгием, крошечным, хорошеньким мальчиком. Родился он 1-го февраля. Когда появился на свет, налетел ураган. Небо почернело. Вихрями крутился снег, град и дождь. Я бежал в это время за какими-то лекарствами по нашей деревне. Когда подходил к нашему домику, небо очистилось, вихрь угнал тучи, солнце слепило глаза. Меня встретили возгласами:
— Мальчик! Мальчик!
Он родился в полдень, в Воскресение, первого числа первого весеннего месяца. По приметам всех народов должен быть сверхсчастливым. Дай Бог!
Я видно повзрослел, или состарился. К этому мальчику испытываю особую нежность, особый страх за него. Я не хотел иметь ребенка, а вот появился «нежеланный» и мне странно, что я мог не хотеть его, такое крепкое и большое место занял он во мне.
Окрестим его Георгием в память всех бывших и в честь всех грядущих Георгиев.