Но, как позже поняла девочка, это было ещё ничего. Последовал целый ряд из упражнений никак не связанных с магией, самые простые упражнение на руки, пресс, но только в утроенном объёме, и на скорость.

– Не сегодня всё, – услышала девочка слова, которые, как ей уже начало казаться, даже не существуют на земле.

Ноги подкашивались и обмягчились с непривычки, подняв руку, девочка обнаружила ту трясущейся от напряжения, но какое-то другое чувство перебивало их все – это радость и чувство несравнимого удовольствия. Закрыв глаза в таком блаженстве, Алма рассчитывала, и даже не сомневалась в том, что заснёт, но этого не случилось, глаза сразу же заслезились, и их пришлось открыть. Тут она увидела Глафнега, тот медленно спускался, Алма уже была готова рвануть за ним, но маг остановился и сел на камень.

Пользуясь минутами, девочка убрала волосы с лица за ухо и погрузилась в собственную мутную память. За десять секунд прошла противная вибрация и мышцы успокоились, Алма внезапно захотела двигаться ещё, продолжать занятия, пусть Глафнег хоть огненные шары в неё запускает, пусть боль от действий, но только не бездействие. Она чувствовала, что что-то приближается, то, что в любой момент может уронить небо над девочкой, надо всеми. Она была готова рвать себе кожу за то, что позволила воскреснуть мыслям об Аргоне, тот его визит в парк приносил боль. «Я не понимаю!», – твердила сама себе Алма, с каждой секундой всё больше ловя себя на том, что боль была причинена не магией, хотя та и была невыносимо режущей, по-настоящему ей хотелось плакать от самого факта, что он хотел убить её. «Почему он? Почему меня? Объясни!!!», – она осела на траву, подобрала к себе ноги, обхватив их руками, ее целью стало раствориться в кислороде. Самый больной факт – это тот, который начинает спорить в тебе с собой, и эти действия внутри не всегда показаны снаружи, о них можно только гадать. Только эти движения могут быть настолько неаккуратными, что задев сердце, убьют человека – укрощение упрямых фактов и смирение возникших в душе чувств тоски. Сложно? Конечно. Но Алму спасало то, что где-то она уже слышала и эти слова и далёкое эхо растущей внутри бури. Сколько надо сил, чтобы победить себя? Сколько бы не было, но это ты, и надо не сражаться и толкать себя, наоборот стараться поймать, когда падаешь, забыть о слове «помощь» только, когда научишься спасаться – научишься жить.

В сегодняшнем пасмурном дне никакие другие мысли и не могли посетить голову девочки. Стальное небо, тёмный лес, волнующаяся внизу трава напоминала грязный омут, в высоте терялся писк одинокого сокола. Сильные ветер трепал волосы, Глафнег сидел, а Алма поняла, что не хочет останавливаться ни на миг. Вся эта погода не давала никому покоя, она это видела, заметила, идя по городу, по замку, по поведению Глафнега. «Нигде не безопасно…», – повторила она про себя два раза и подскочила на месте.

Сама не осознавая, что делает, Алма наклонилась вперёд, буквально вцепившись руками в сухую почву, та как пружина слегка толкнула её назад и в следующий момент на землю опустились серые копыта. Ветер трепал белоснежную гриву, длинный чистый хвост. Обернувшись, девочка, хотя, уже скорее соловая лошадь, увидела вытянутый корпус. Быстро стрельнув глазами в сторону мага, Алма захотела пробежаться. Тихо соскочила она с площадки на холме вниз, где колючая трава даже щекотно царапала бока, теперь она ощущала больше запахов, в нём бил и отцветший можжевельник и прелая трава, сырость, но что-то одно объединяло всю палитру, некий шарм воли ударил в голову. И какой бы травой не пахло – это будет запах воли, сколько бы не оставила колючая трава царапинок на ногах – это цена счастливых, беззаботных мигов, и даже приторный свист ветра – на самом деле гимн этого места, которое не возможно просто так полюбить. Несясь по траве, перескакивая через редкие камни, задыхаясь от жадности и желания наполниться этим воздухом, Алма поняла, что хочет взлететь! Но не просто крылатым человеком в прыжке, какая-то частица головы сама поняла, чего хочется девочке, обратившись маленькой птицей, она поднялась ещё выше, но больше времени не было, там оставался Глафнег.

Маленькая и совершенно не подходящая к такому пейзажу птичка, чьи крылья невозможно было разглядеть из-за резкости движения, серенькая, с малиновой грудкой, карими глазками и зелёными лапками. Обращённая в колибри, Алма ловко лавировала меж видимых только ей потоков сильного ветра. Глафнег как раз собирался уже подняться с камня. Ускоряясь, она в мгновение ока достигла площадки и спрыгнула на неё девочкой.

– Пойдём, – тихо сказал маг.

– Подождите, куда мы сейчас?

– Назад, во дворец, сейчас должно закончиться заседание по внешним политическим делам, и Владыка Неметон со своим сыном и свитой вернутся домой.

– Я успею попрощаться Лансом?

– Если поспешишь, то да!

– Это же не простое собрание, там будет решаться развязка! – выпалила Алма как из пулемета, быстро и без предисловий. Резко повернувшись, маг сердито упёрся в неё взглядом, но ей не было страшно, она не хотела отступать. Ещё шире открыла глаза, и тут все эмоции мага куда-то делись.

– О чём там говорится? – медленно и чётко произнесла Алма, таким ужасным тоном, который напоминал угрозу, однако, в голове девочки не было ничего такого. Гипноз её радужными глазами просто требовал такого голоса.

– Решается дальнейшая судьба не только эльфов, всех народов. – Осознав, что ужасно поступает, Алма отпустила на волю сознание мага, от неожиданности тот пошатнулся, но шаг назад, и, устояв, он добавил, на этот раз по собственной воле, – Мы не хотим развязывать эту войну.

– Никто не хочет, война уже развязана. Разве нам дана воля ломать? В наших силах только сохранять и строить, решать то, что делать со сломанным, восстанавливать или бросать. А уничтожение – последняя ветвь бесчестия владык.

– И что ты предложишь? – грубо спросил Глафнег.

– Не знаю, – оба замолчали. Алма сперва пыталась угадать, о чём же сейчас думает маг, но поняв, что это невозможно, просто подошла к нему.

Голова поднята, но опущен взгляд, Алма уже начала сожалеть о том, что тогда загипнотизировала его. Надо было сначала вспомнить о возможных побочных эффектах, хотя и сейчас самый плохой из них в памяти Алмы максимально мог отобрать силы на время, человек чувствовал опустошение. «Не думаю, что это надолго», – коротко ответила девочка своей совести, однако, просто так всё оставлять не хотелось.