27 июня. Вечер.

В душной комнате раздается звонок мобильного.

— Леся, здравствуй, это Максим. — И голос такой смущенный.

Устало теребя пальцем кольцо-печатку с символом Ордена Дракона, отвечаю односложно, пока мысли снова улетают к наркотическому объекту, а вся моя испорченная фантазия уже начинает с ним делать все, что только пожелает. — Что?..

— Тебя даже не удивляет, что я нашел твой номер и узнал твое имя?

— Имя на бейджике, а номер… Да черт его разберет. Узнал и узнал… Я устала. Я спать хочу, Максим. Я… Перезвоню.

Кладу трубку с четким осознанием того, что никаких перезвонов не будет…

3 июля.

— Любимый, прошу ответь. Дай мне знак. Пожалуйста. Дай мне хоть что-нибудь. Это десятое письмо, ей-богу, не убивай меня молчанием. Пожалуйста. Ровер… Молю…

Очередные бабские сопли. Наверное, я уже бешу его невозможно, и, со злостью сминая очередное письмо, оно летит вместе с мыслями обо мне в мусорный бак… Когда ему. Он работает по три недели и два дня без перерывов. Ему не до моей идиотской и привязанной к нему всем организмом безумной головы. Сейчас у него по сюжету безнадежно влюбленная в наркомана и больная раком девочка. Да я вот такая же. Пусть и не больная раком. И я чувствовала укол ревности. На одних так мы тратим все свое время, мысли им посвящаем — не более здравым персонажам, чем я. А на меня куска бумаги и пары слов жалко… Ройс… Что ты делаешь… Я ведь приеду, увезу тебя с собой и превращусь в худшую версию Мизери. Только если та пытала отрезанием конечностей, я буду худшим воплощением кошмара, двинувшемся на сексуальной фазе. В народе слово у нас такое есть. Матерное. Синоним: „достала“, „заколебала“. Так вот, это я проделаю в прямом смысле.

Утерев пот со лба, иногда все-таки мой бурлящий котел меня до белочки доводил, я обернулась в сторону вошедшего папы.

Подойдя ко мне, тот присел на корточки и взял мои руки в свои. — Леся. Я знаю, что ты никогда добровольно не примешь решение сама. Поэтому. Ты просто попытайся. Хотя бы попытайся. И не ругайся… Пока ты была на работе, я позвонил Максиму, мама мне рассказала о том, что у тебя есть номер этого парня. Я виделся с ним, поговорил обо всем. Семья у него тоже приличного достатка… Да и парень он искренний… Не кричи пожалуйста. Мы обозначили дату свадьбы. 15 июля… Он тоже давненько ищет себе жену и…

Дальше я не слышала…

13 июля.

Дорогой дневник. Прости, что не пишу… Я в зареве целыми днями, но ничего не могу с этим поделать. Все будто предрешено. Меня держат взаперти. Встречают с работы и провожают. Моя жизнь стала напоминать карцер. Я даже не отправила последнее письмо. Потому что родители, и не напрасно, думают, что я сбегу, и пасут меня, отслеживая каждое мое действие… Максим, он… Не добро и не зло… Напрасно, кажется, я начинаю его ненавидеть. Но мне уже тошно… Человек рожден быть свободным, а мне, как птице, обрезали крылья этой свадьбой. Не хочу я судьбы иной… Придите мертвые призраки моих предков за мной… Не дайте выйти замуж за нелюбимого. Не дайте лечь под нелюбимого и понести от него плод. Я возненавижу все это, клянусь всем силам, что за мной наблюдают… Я разграблена… Ничего не остается от меня самой. Кроме чужой навязанной воли… А там… В браке… Я даже слышать о Нем и видеть Его не смогу… Максим перекроет мне интернет, как кислород… Мужские потребности, стирка, глажка, а потом и пеленки. Я буду ненавидеть своего мужа… И ребенка… Ровер, забери меня из этой жизни. Молю… Мне здесь все тошно… Нет у тебя сердца… Продал душу кинематографу…

15 июля. Вечер.

Свадьба. Фата была дурацкой. Шампанское обдало брызгами стены. Все смеялись, а у меня бокал в руках треснул. Ладонь изрезана и в крови. А через пару часов душа, что была в огне все это время по любимому, будет изрезана не меньше ночью с нелюбимым. Я не хочу дарить Максиму невинность. Это все, что у меня осталось. Силы… Не позвольте… Молю…

16 июля.

Свершилось. Но я даже не могу рыдать. Я просто чувствую себя грязной. И эти нечистоты не смыть, хоть кожу сними. Я в статике. Я часами смотрю в пустоту на то, как ничего не происходит. Лучше бы я умерла…

18 ноября.

Пустые ночи сменяют пустые дни. Я слишком драматизировала из-за интимной связи. Сначала мне казалось это чем-то священным, что даришь только тому, кто душу из тебя вынул, а сейчас… Несколько месяцев в браке, и это становится привычной обыденностью… Никаких чувств… Я просто мертва изнутри, а все остальное лишь долг. Я болею, чахну и умираю. Интернет пока у меня еще не забрали, и я удовлетворяю свою потребность знать, что происходит в жизни у Ровера, но Максим уже знает… Он палил историю моего браузера. Пока он молчит, но надолго ли…

23 ноября.

На мое день рождения съезжаются друзья Максима. Два глотка коньяка, и мне становится плохо. Я иду в туалет и опрокидываю в унитаз содержимое желудка… Обеспокоенная мать тычет мне тест на беременность, который она, в ожидании внука, предусмотрительно купила заранее… Две полоски… Как и говорилось в анекдоте — полная *опа, этому с детства учили. Попала. Снова… И окончательно. Конечно, аборт мне сделать никто не позволит. Буду молить силы о выкидыше…

15 сентября. Год следующий.

Дорогой дневник, ты прости… Фрустрация заняла собой все, что было. Месяцы беспрестанной рвоты, растяжек по всему моему телу, невыносимой тяжести бремени и сами роды такие мучительные, словно мне переломали все кости в организме… Как ты понимаешь, чуда не произошло, и веселый краснощекий карапуз Андрейка Астафьев родился на свет. А я, между прочим, так и осталась Лесей Виноградовой. Становиться Астафьевой… Увольте. Я недолюбливала свою фамилию, но чужую — больше. Если только она не начиналась с буквы „Р“… Здравствуй, хождение по мукам. С рождением Андрея я больше не имела права себе принадлежать…