23 января.

У Ройса день рождения. Я не имею права даже отправить подарок. Мать ругается, мол, если муж узнает, какая ты ненормальная, тут же бросит! Скорей бы уже узнал и бросил. И своего адского вампиреныша забрал. Ей-богу, чем здоровее становился Андрей, тем меньше оставалось сил в моем теле. Я злилась на всех вокруг, и всё вокруг мне было тошно. Семейная жизнь меня угнетала и уничтожала, а отец… Напомните, зачем мы остались с моими родителями? Ах да, потому что наследство Максима — блажь и развод. Он приходил ко мне в банк и брал кредит. И что ожидать от такого неудачника?.. Этот идиот работает на двух работах, а мы все также нищенствуем, и он не желает найти одну, но более высокооплачиваемую. А отец на любое мое возмущение по поводу мужа выдавал, что я не переломлюсь, если упущу и не переведу какую-нибудь статейку. О, Зевс, низвергни гром и молнии на его голову. Каждый ткнет, да поучит. Для всех я виновата. Выбрала то, что по их мнению нельзя. А выдавать меня замуж за необеспеченного придурка — нормально. Андрей снова заплакал… Я пойду, пожалуй. До связи… С днем рождения, мой любимый. Прошепчу одними лишь губами, чтобы никто из моей семьи, ставшей сборищем врагов, не услышал, и маетно-томительно захлестнет всю горячей волной… От слова „мой“… Это слово убивает и перерождает…

5 июля.

Я угналась и упарываюсь до сих пор. И вот из записок сумасшедшей и ее истории болезни, об ее идеологии:

«Тот, кто смотрит в одну точку, не будет оглядываться по сторонам. Вот в том был мой жизненный принцип. Принцип касательно рамок, в которые меня пытался затолкнуть любой „обычный“ собеседник. Правда лишь в том, что внешне нормальный человек: невзрачная, никакая; внутри меня жила дикая тварь, ненавидимая за свою непохожесть, презираемая за превращение в бриллианты того, что остальные в этот век считали пылью, подчинявшаяся лишь своим инстинктам. Не воспринимающая саму суть жизни современной. И каждого, кто пытался разглядеть в этой твари нормального человека, ждало жестокое разочарование».

Вот.

7 июля. Четыре года спустя.

Отдала спиногрыза в садик. Пусть теперь за Андрейкой другие присматривают. Я — мать-кукушка. Родила, а так и не полюбила. Вышла замуж, уж пять с лишним лет живем, а чувств, как не было, так и нет. Есть лишь ночные побеги в ванную с телефоном после утомительного укладывания Андрея спать. Включаю душ и интернет, и снова сияет мне улыбка того, из-за кого не могу больше любить. Вот и счастлива я на те короткие мгновения. Пока вода греет тело, а я без отрыва пялюсь на то, о чем в день свадьбы забыть должна была — губы его… До одурения прекрасные. Вечно ты душу мне обгладывать будешь, Ровер, вечно…

8 июля.

Максим пришел не то с работы, не то от бабы. Он туп и пьян. Тихий мальчик, который покупал мне кофе в „Старбаксе“, куда он делся?.. Он превращался в заносчивую тупую скотину с каждым днем все больше. Носки ему не так развешаны, а за то, что вообще постираны, говорить „спасибо“ лень. Он надирается уже много дней подряд, а я только делаю вид, что хоть что-то в этом кошмарном браке есть хорошее.

— Андрея сегодня в садике похвалили. За рисунок. — Тихо произношу я, пытаясь завести очередной пустой и никчемный разговор с за пять лет ставшим пивным животом и футбольным мозгом.

— Го-о-о-о-л! — Максим возбужденно носится по комнате, зажав бутылку пива в руке, не обращая внимания на мои слова. Что было и ожидать. При всей ненависти к своему образу жизни и браку, я пытаюсь не развалить все окончательно, но, похоже, что это только мне и нужно. Максим давно не интересуется проблемами Андрея. С первой ночи после возвращения из роддома из-за сына не спала только я. И мать, иногда сменяя меня. Отец и муж же за рыбой и пивасиком проводили каждый вечер. Вот и сейчас отправив меня в игнор, полупьяный Астафьев развалился на диване, а я, покачав головой, отправилась в комнату к сыну.

Я зажгла лампу, а маленький темноволосый мальчик уставился на меня широко открытыми глазами.

— Мам, не выключай, пожалуйста, сегодня свет. Мне снилось, что кто-то стучал мне в грудь, словно пытаясь ворваться в нее…

С горечью поджимаю губы. Его мучают мои демоны. Мои… Ребенок такого попросту не заслуживает, а его кошмары — зеркало моей увечной психики. Говорила я матери — не выйдет из родов ничего хорошего. Я навешаю свои проблемы на ребенка. Но она уверяла — рожай.

— Хорошо, не буду. Держи медвежонка. Тимошка позволит тебе заснуть крепко и без сновидений.

Моя детская игрушка… Мой мишка. Андрейка обнял его и тут же уснул крепким сном… Сыно, извини за слова о спиногрызе… Может, я и не хочу так отзываться, но я очень устаю. От всего…

Сквозь сон маленькая ручка сжимает мою ладонь. — Я люблю тебя, мам…

Что-то дрожит в моей груди. — И я тебя, сыно… И я тебя…

Максиму плевать. Мать с отцом спят. Андрей тоже, а у меня сеанс ночной ванны. Забравшись с телефоном внутрь, загружаю новое видео, теребя рукой нижнюю губу. Невозможный… Когда я буду смотреть на него иначе?.. Максиму в отцы годится по возрасту, а у того живот пивной. А Ровер… Дьявол ему стройную фигуру дал, не иначе… Мне на погибель…

И, действительно, на погибель. Пьяный Максим стоит, надменно усмехаясь, в дверях ванны, а я не закрыла занавески, да и вообще не заметила, откуда он появился. — Ну что, сама выйдешь, сука, или тебя вытаскивать?..

Я без слов оборачиваюсь полотенцем и, дрожа, не поднимая головы, выхожу из ванной, кладя телефон на стиральную машинку. Поздно. В бешенстве Максим швыряет его о стену, и тот разлетается на осколки. Я вздрагиваю, а он тащит меня за волосы до спальни и швыряет на кровать. От него воняет перегаром. Ублюдок склоняется к моей шее и практически выдыхает мне на ухо.