Но, когда Радамасад, придержав коня у развилки, любезно пригласил Формиона на обед в Тавану, тот, как и следовало ожидать, заартачился. Старик был решительно настроен как можно скорее распрощаться и со вторым навязавшимся к нему вопреки его желанию попутчиком, который казался ему опаснее любого таврского разбойника.

– К чему такая спешка, Формион?
– спросила Мессапия.
– Пусть кони часок отдохнут. Да и самим нам не мешает перекусить. Мы со Стратоном проголодались. Правда, сын?
– обратилась она за поддержкой к зевавшему во весь рот и ожесточённо чесавшемуся в глубине кибитки Стратону, надеясь, что обожаемому внуку старик не откажет.

– Ты, если хочешь, можешь оставаться тут, хоть насовсем, а мы со Стратоном немедля едем дальше в Херсонес!
– объявил вибрирующим от еле сдерживаемого гнева, утончившимся почти до визга голосом Формион.
– Ну что? Ты едешь с нами или остаёшься?

Мессапия, привыкшая вить из старика верёвки, удивилась его неожиданному упрямству. Неужели он настолько осмелел после смерти Скилура?

– Мама, поехали! Я хочу домой!
– промычал жалобным телёнком Стратон.

Мессапия благоразумно решила уступить, мысленно пообещав наказать зловредного старика, не допуская его к себе, как минимум, три ближайших ночи. Смиренно вздохнув, она, прежде чем залезть в кибитку, самым ласковым голосом поблагодарила Радамасада, одарив его на прощанье многообещающей улыбкой.

Чтобы сыну вождя не вздумалось увязаться за ними дальше до Напита, Формион, довольный, что добился своего, объявил, что дальше они поедут безопасной старой дорогой - вдоль Харака и моря.

Проводив сорвавшуюся с места в галоп кибитку полным сожаления взглядом, Радамасад распустил по домам стоявших за его спиной в походной колонне стариков и неспешно порысил к приветно распахнутым на горе, за перекинутым через ров деревянным мостком крепостным воротам.

Юный дозорный на привратной башне, заметив на Неапольской дороге выползающую из-за плато длинную колонну всадников, поспешил известить своих забавляющихся внизу товарищей о возвращении вождя. Через минуту эта весть разлетелась по всей Таване. Обрадованные домохозяйки велели служанкам скорее разжигать очаги и готовить обед, а сами принялись торопливо сурьмить брови и наряжаться, готовясь встретить мужей, отцов и сыновей во всей красе.

Отдыхавшие после ночных дозоров юноши и подростки во главе с Савмаком кинулись на коней и помчались к Нижним воротам. К их приезду там уже заметили, что над следовавшей за кибиткой в клубах серой пыли колонной не развевается племенной бунчук, а значит это не вождь. Когда кибитка остановилась у развилки под горой, многие опознали во всаднике, ехавшем впереди бок о бок с женщиной в сверкающем золотом скифском наряде и высоком лиловом убрусе, Радамасада.

Во главе двух-трёх десятков белобородых всадников Радамасад проехал мимо десяти выстроившихся с копьями и щитами в два ряда между мостом и воротами стражей, среди которых оказались и Канит с Апафирсом - живые и невредимые. На пустыре за воротами родных встречали несколько сотен подростков, теснившихся на конях по обе стороны дороги во главе с восседавшим на своём чёрном Вороне у самых ворот Савмаком.

Приобняв встревоженного его угрюмым видом Савмака по-братски за плечи, Радамасад соприкоснулся с ним щеками, после чего наконец позволил себе усмехнуться и громко крикнул:

– Веселитесь, парни! У нас теперь новый молодой царь - Палак!

Три сотни молодых глоток радостно грянули славу царю Палаку, в небо полетели сотни башлыков. Радамасад и Савмак поехали шагом к Верхним воротам.

– А почему отец не приехал?
– спросил Савмак, когда они отъехали от ликующей сзади толпы.

– Остался пока с воинами у меча Ария. Собирайся, сегодня поведёшь к нему молодых - всех, кто старше четырнадцати, и кто имеет коня и оружие для похода.

– А что, будет поход? Куда?!
– радостно вскрикнул Савмак.

– Ходят слухи, что Палак поведёт войско на Боспор, и вы сможете увешать свои уздечки волосами убитых греков.

– Слава царю Палаку!
– закричал Савмак в неподдельном восторге, и его радостный клич тут же подхватили ехавшие сзади старики и юноши.

– Поскачешь в Неаполь на запасном коне. Завтра Палак устраивает скачки вокруг Неаполя. От каждого племени поскачет лучший всадник на лучшем коне, и отец хочет, чтобы от напитов скакал ты на своём Вороне. Так что Ворона побереги, - Радамасад, вытянув руку, ласково потрепал жеребца по гордо выгнутой шелковистой шее.
– Мы все надеемся на вашу победу.

Миновав Верхние ворота, Радамасад и Савмак увидели, что небольшая площадь за ними заполнена празднично одетыми женщинами и малыми детьми, вышедшими встречать мужей и отцов. В переднем ряду стояли жёны, дочери и невестки Скилака и Октамасада во главе со старой Госой.

Когда в воротном створе вместо вождя появился его старший сын, площадь удивлённо притихла. Женщины тотчас взяли в плотное кольцо остановившегося перед бабушкой Госой Радамасада и его немногочисленных спутников, ожидая пояснений. Коротко повторив с коня то, что только что поведал Савмаку, Радамасад, сразу перебрав в свои руки власть временного вождя, призвал женщин идти по домам - собирать в скорый поход неженатых сыновей.

Отыскав глазами в толпе встречающих жену Акасту, обнимавшую жавшихся к её юбке детей, Радамасад поманил пятилетнего сына Скила. Акаста поспешно подтолкнула оробевшего мальчика к отцовскому коню. Нагнувшись, Радамасад ловко подхватил сына с земли, подбросил высоко в воздух, посадил перед собой на конскую холку и тронул шагом на родное подворье. Акаста с тремя дочерьми, десяти, восьми и семи лет, сияя улыбкой, шла сбоку, держась рукой за правый скифик редко виденного в последние годы мужа.