– Ну что ты, миленький! Наш Савмак ещё невинный стригунок. Хе-хе-хе!
– деланно рассмеявшись, заверила мужа Акаста.
– Он даже служанок топтать пока ещё не научился - спроси, хоть у Зорсины или у старой Госы! Наверно, приберегает свой "корешок" для невесты. Хе-хе-хе!

Посмеявшись над Савмаком, Акаста невольно зарделась, вспомнив какие жадные взгляды бросает исподтишка в её сторону 14-летний Канит, когда думает, что его никто не видит. В отличие от застенчивого с девушками красавчика Савмака, младший сын вождя Скилака уже успел изучить дыры не одной смазливой служанки. Но об этом, выпроваживая мужа за дверь, Акаста благоразумно умолчала.

Мирсина, с той минуты, как узнала, что Савмак отправляется на войну, всюду следовала за ним по пятам, поминутно вздыхая. Войдя за ним в конюшню, куда он отправился выбирать себе заводного коня, Мирсина молча наблюдала, как Савмак, посоветовавшись с опытным конюхом Лимнаком, остановил свой выбор на Белолобом и послал Лимнака в дом за боевой сбруей. Тогда она, наконец, решилась задать не дававший ей покоя её вопрос:

– Савмак, как думаешь, Фарзой тоже отправится на войну?

– Ясное дело! Она ещё спрашивает! Так что готовься к свадьбе, сестричка!
– Савмак ласково потрепал сестру по зардевшейся щеке.
– Через месяц уедешь от нас к своему Фарзою.

– Да ну тебя!
– смущенно отмахнулась Мирсина, засветившись, как утреннее солнышко, счастливой улыбкой.

Савмак вывел тёмно-гнедого мерина с широкой белой полосой от ноздрей до ушей во двор и вместе с подоспевшим Лимнаком стал прилаживать на него боевую сбрую с рельефными бронзовыми нащёчниками, налобником и двумя круглыми нагрудными щитами. Ещё одну утяжелённую серебряными пластинами сбрую, предназначенную для Ворона, закатав в войлочный чепрак, Лимнак привязал тороками за седельной подушкой Белолобого. В трёх шагах от них, сидя верхом на коновязи, усердно полировал куском войлока бронзовую чешую на боевом кафтане Савмака молодой слуга Ашвин, с губ которого не сходила счастливая улыбка: полчаса назад Савмак предложил ему, отправиться с ним в поход.

Вдруг в распахнутые ворота галопом влетел на своём вызволенном из таврского плена Рыжике Канит и резко осадил в двух шагах от Савмака.

– Это правда, что вы идёте в поход на Боспор? Возьми меня с собой!

– Отец велел привести тех, кому уже исполнилось пятнадцать. Ты не едешь, - отрезал Савмак.

– Но мне же в начале зимы будет пятнадцать! Какой-то месяц остался!

– А племя кто охранять будет?

– Найдётся кому! Вон с Радамасадом сколько стариков вернулось.

– Так... Ты почему покинул пост? Плетей захотел?! А ну, дуй назад к воротам, пока Радамасад не увидел.

– А я поговорю с Радамасадом, - заупрямился Канит.
– Теперь не ты, а он здесь за вождя. Он меня лучше, чем ты поймёт и отпустит.

– Ну-ну. Хочешь получить взбучку от Радамасада - оставайся.

Едва Канит успел привязать коня к коновязи, как за конюшней скрипнула калитка, и на подворье вождя вошёл Радамасад. Подбежав к нему, Канит попросил дозволения поехать с Савмаком в Неаполь. Ему ведь уже почти пятнадцать, и он надеется, что отец позволит ему отправиться со всеми на войну. А если отец не разрешит - он тут же вернётся в Тавану.

– Вижу, братишка, ты уже созрел для женитьбы. Ха-ха-ха!
– ласково приобняв Канита за плечи, засмеялся Радамасад, после свидания с женой и детьми пребывавший в добродушном настроении.
– Может уже и невесту присмотрел, а?.. Ну, так и быть - поезжай. Если не выйдет с войной, так хоть на царские скачки поглядишь. Надеюсь, наш Савмак на своём Вороне завтра всех обскачет. А, Савмак? Не подведёшь родное племя?

– Я постараюсь, - не слишком уверенно пообещал Савмак.

Два часа спустя женщины и слуги вождя Скилака провожали с родного двора Савмака и Канита в их первый поход.

Первой, к кому, сжимая в левой руке башлык, подошёл Савмак, была его старая нянька Синта - служанка-соплеменница Зорсины, вынянчившая всех её детей. Это была низенькая полненькая, как колобок, старушка лет шестидесяти с покрытым мелкими морщинами и коричневыми пятнами круглым лицом, массивным двойным подбородком, широким, тонким ртом, крохотным, вздёрнутым носиком и небольшими, круглыми карими глазками, глядевшими на своего любимца Савмака с собачьим обожанием. Её изрядно побелевшие к старости волосы были спрятаны под невысокой круглой шапкой, украшенной по нижнему краю двумя рядами медных греческих монет, и ниспадающим из-под неё на спину и плечи синим льняным платком. Притянув левой рукой Савмака к себе за шею, она приложилась холодными губами к его горячим щекам, затем разжала правый кулак, в котором был зажат давно приготовленный к его первому походу амулет - серебряная греческая монета с испускающей солнечные лучи головой Аполлона, имевшего в глазах Синты несомненное сходство с Савмаком.

– Видишь? Это наш солнцеликий Гойтосир. Пусть он сбережёт тебя в чужой земле от вражеской стрелы, копья и меча, - высказала пожелание нянька, надевая тонкую медную цепочку, на которой висела аккуратно продырявленная вверху монета, на склонённую шею своего любимца.

– Спасибо, нянька! Буду беречь твой подарок пуще глаза и привезу тебе с Боспора десять таких монет!
– расчувствованно пообещал Савмак.

Подошедшему к ней следом за старшим братом Каниту Синта ничего не подарила - только расцеловала и сказала, что ему рано ещё на войну: пусть сперва старший брат привезёт домой вражью голову да женится.