Ответив на приветствия и поклоны выстроившихся перед гостеприимно распахнутыми воротами четверых слуг и служанок, Радамасад въехал во двор и спрыгнул на землю, оставив повод в руках сына. Приласкав и поцеловав в волосы надо лбом дочерей, Радамасад усадил всех троих на коня позади Скила, велев ему покатать сестёр по двору, а сам направился вслед за старательно виляющей широким пышным задом Акастой в дом.

– Ты оголодал с дороги?
– оглянулась в сенях на мужа Акаста.
– Сейчас я тебя накормлю.

– С этим успеется. Сперва покорми моего изголодавшегося за сорок дней "жеребца", - глухим от возбуждения голосом прогудел Радамасад, кладя ладонь на крутое бедро жены и увлекая её в спальню. Поскольку три его младшие жены со своими детьми остались в Напите, ему ничего другого не оставалось, как выместить разочарование и досаду за обидную неудачу с царевной Мессапией на ни в чём не повинной старшей жене.

Притворив поплотнее дверь и накинув крючок, Радамасад развернул Акасту к себе лицом и властно впился в её мягкие влажные губы, одной рукой притянув её к себе за пухлую ягодицу, а другой крепко стиснув прикрытую сарафаном мясистую грудь. Отвыкшая от грубых мужниных ласк Акаста обвила его шею мягкими руками и, не сдержавшись, застонала от сладкой боли. Тотчас отпустив её, Радамасад слегка надавил ладонями на плечи, заставив опуститься на колени.

Акаста поспешно сняла с головы убрус, Радамасад отстегнул и швырнул в угол пояс с оружием, отправил туда же башлык, стянул через голову тяжёлый боевой кафтан и толстую суконную рубаху. Развязав узел на охватывающем его талию кожаном шнурке, Акаста спустила с мужа шаровары. Ухватившись обеими руками за его вставший торчком тонкий, длинный "черенок", она с нескрываемым удовольствием принялась водить его раздвоенным розовым концом по своему гладкому лбу, векам, щекам, подбородку, губам... Зарычав от нетерпения, Радамасад выхватил свое разбухшее орудие из её рта и приказал ползти на четвереньках к ложу, представлявшему собой высокую кипу овчин, покрытых сверху коричневой лосиной шкурой, на которой лежало штук шесть расшитых красными птицами и цветами пуховых подушек.

Вдавив Акасту лицом в подушку, а тяжёлыми грудями в лосину, Радамасад нетерпеливо задрал низ сарафана ей на спину, обнажив огромные шаровидные ягодицы и жирные ляжки, между которыми выпирали наружу толстые волосатые губы влагалища. Отвесив для начала пару крепких увесистых шлепков по каждой ягодице, он засунул во влагалище сначала два, затем три пальца и стал теребить её клитор, вынудив Акасту неистово ёрзать задом и глухо постанывать сквозь закушенную подушку. Через минуту он вынул облитые липким соком пальцы и, утробно зарычав, резко вогнал в животворный колодец свой изнывающий от жажды конец. Подбадривая её время от времени, будто ленивую кобылицу, хлёсткими шлепками по гладкому крупу, он принялся энергично "взбивать масло" в её "кадке".

Некоторое время спустя он вывел своего "жеребца" из её просторного "стойла". Поставив жену коленями на край ложа, он зажал свой "ствол" между мягкими шарами её ягодиц и, постанывая от наслаждения, с минуту елозил им в этом глубоком, тесном ущелье. Затем, разведя пошире ягодицы, он медленно засунул свой разбухший "черенок" глубоко в открывшуюся узкую "нору". Схватив Акасту за бёдра, он стал резко двигать вперёд-назад её круглый выпяченный зад, затем наклонясь вперёд, ухватил её обвисшие тяжёлые груди и принялся яростно мять их, всё убыстряя частоту и силу толчков, пока, наконец, его переполнившийся "ствол" не выплеснул семя в раскалённую печь её зада, на что Акаста откликнулась коротким довольным смешком.

Почувствовав, что хищный зверь между его ногами ещё не насытился, Радамасад сжал его в правой руке и принялся водить влажным концом по гладкой коже её нависающих над краем ложа ягодиц, бёдер, ляжек, по длинным мохнатым складкам влагалища. Затем Акаста по приказу мужа скинула сарафан и сорочку и легла на спину головой к нему. Поместив свой "ствол" между её грудей, Радамасад безжалостно сдавил их ладонями и минуту старательно ёрзал в их тесных объятиях, пока его "корень" вновь не налился силой. Тогда он поместил его распластанной под ним жене в рот, понудив её старательно ласкать его губами и языком, в то время как он с каждым толчком всё глубже и глубже погружал свой кожаный "рог" ей в глотку, пока она не заглотила его весь, достав губами до поросшего жёстким тёмно-коричневым волосом живота и набухшей мошонки. При этом его левая ладонь продолжала свирепо месить её огромное вымя, а пальцы правой елозили в пропитанной любовным соком глубине её влагалища. Наконец он вытащил разбухший и затвердевший "черенок" из её рта, вновь развернул её на лосине к себе задом, обхватив за щиколотки, запрокинул ей ноги к самой голове и принялся ожесточённо трамбовать попеременно обе открывшиеся между толстыми ляжками дыры, исторгая из её раззявленного рта всё более частые и громкие нутряные стоны. Продолжая наращивать темп и силу толчков, он стал поочерёдно терзать левой рукой её дынеподобные груди, а пальцы правой засунул ей в рот, приглушив чересчур громкие стоны и крики. После десяти минут бешеной скачки Радамасад, обливаясь потом, выхватил изнурённый конец из лона жены и, сыто зарычав, щедро оросил густой белой струёй её выпуклый живот и расплывшиеся бесформенной массой груди.

Благодарно глядя в раскрасневшееся, расслабленное лицо мужа сияющими от удовольствия глазами, Акаста, расплывшись в довольной улыбке, стала собирать пальцами с живота и грудей и отправлять в рот его драгоценное семя. Радамасад, шумно дыша, присел на край ложа, коснувшись поясницей её тёплого мягкого бедра.

– Ну ладно, пока что хватит, - сказал он, переведя дыхание.
– Меня, наверно, уже заждались на отцовском дворе. Вечером продолжим...

Проворно вскочив, Акаста подала мужу вышитый зелёными травами и алыми цветами льняной рушник. Пока он вытирал пот с лица, она другим концом обтирала и с нежностью целовала его широкие плечи и спину.

Надев вынутые женой из высокой одёжной скрыни чистые холщёвые портки, расшитую по вороту узкой красной каймой льняную рубаху и тонкий суконный кафтан без пояса, Радамасад, прежде чем уйти, окинул оценивающим взглядом раздобревшую, но всё ещё весьма аппетитную фигуру старшей жены, помогавшей ему одеваться, оставаясь по-прежнему голой.

– Ну, как тебе тут живётся в разлуке с мужем? Не нашла себе для утехи молодого "жеребчика", а?
– Радамасад похлопал ладонью по её покрытому шёрсткой лобку.
– Савмак, часом, не наведывается сюда по ночам?