Шрифт:
2
Как и предполагал Савмак, Фарзой, как истинный друг, дожидался его с молодыми хабами возле Хабей. На спуске к реке примерно две тысячи не женатых напитов и хабеев в возрасте от 15-ти до 25-ти лет, отправившиеся на смену "старикам", слились с молчаливого согласия своих ехавших впереди вожаков в одну весело гомонящую и гогочущую толпу. Молодёжи было радостно ехать на войну - первую за много-много лет! Никто не думал о смерти. Каждый надеялся украсить уздечку своего коня скальпом убитого боспорца (и желательно - не одним!) и вернуться домой с богатой добычей, чтоб было чем заплатить выкуп за невесту и ещё осталось.
Ехали неспешной рысью, чтоб не утомить Ворона перед завтрашней скачкой. По пути Савмак и Канит рассказали теснившейся вокруг них хабейской родне, жадно внимавшей каждому слову, подробности недавнего нападения тавров на Тавану. Так и скоротали время.
Обширное поле вокруг чёрной скалы, пронзённой похожим в закатных лучах на огромный окровавленный крест мечом Ария, сплошь усеянное разноцветными - от светло-серых до чёрных - островерхими шапками шатров, произвело на молодых хабеев и напитов ошеломляющее впечатление несокрушимой мощи скифского войска. По данным перед отъездом Радамасадом и молодым Госоном подсказкам, среди четырёх с лишним тысяч шатров, раскинувшихся расширяющимися кругами вокруг скалы Ария и царского шатра, Савмак и Фарзой довольно скоро отыскали в затянутом вечерними дымами таборе четыре сотни шатров, принадлежавших напитам и хабеям. Сделать это было не трудно - шатры стояли по соседству в наружном кольце, в полусотне шагов от большой дороги.
Подгадали как раз к ужину. Сидевшие вокруг казанов отцы, дядья и старшие братья встретили молодое пополнение шутливыми возгласами. Савмак и Канит нашли вождя Скилака сидящим с чашей вина в руке у догорающего под пеплом костра, в пяти шагах от торчащего, будто молодое деревце, над входом в его походный шатёр племенного бунчука.
Из одного с вождём казана ужинали его ближайшие родичи: брат Октамасад, двоюродный брат Танасак, сын Ариабат, племянники Фриманак, Скиргитис, Ишпакай. В отличие от них, встретивших Савмака и особенно Канита радостными возгласами, на суровом лице вождя не дрогнул ни один мускул. Ещё издали углядев за спиною Савмака младшего сына, у него было довольно времени, чтобы утаить разлившуюся в груди радость под личиной обычной невозмутимой суровости. Указав сынам место у костра, вождь приказал Ашвину и другим слугам расседлать и развьючить коней и отогнать их с провожатым на пастбище к табунам напитов. Ворона слуга Скилака Тирей привязал рядом с конём вождя позади его шатра и повесил ему на морду полную торбу пшеницы.
Хотя, увидя Канита, Октамасад испытал заметное облегчение, тревога за Апафирса не до конца покинула его сердце. Пока вождь отдавал распоряжения слугам, Октамасад и остальные, боясь услышать печальную новость, но надеясь на лучшее, не смели разомкнуть уста.
Вполне понимая состояние младшего брата, Скилак не стал тянуть быка за хвост и, как только Савмак и Канит уселись между Ишпакаем и Скиргитисом по другую сторону едва дымившегося костра, спросил об Апафирсе. Савмак, переведя глаза с сурового продолговатого лица отца на закаменевшее в напряжённом ожидании круглое лицо сидевшего рядом с ним Октамасада, поспешил объявить, что Апафирс жив-здоров, остался охранять с малолетками Тавану.
– Ну а ты почему не остался?
– обратился Скилак слегка потеплевшим голосом к младшему сыну, пока Октамасад облегчённо выпускал из лёгких воздух, а из сердца остатки тревоги.
– Но, отец, мне же уже почти пятнадцать!
– тонким просящим голосом напомнил Канит.
– Почти?
– Канит уговорил Радамасада отпустить его с нами в Неаполь, чтоб поглядеть на завтрашние скачки, - пришёл на помощь младшему брату Савмак, тотчас сообразивший, что просить вождя дозволить ему участвовать в походе, Каниту лучше наедине.
– Ладно, пока ешьте... А после расскажешь, что там натворили тавры.
К тому времени, когда Савмак, взвалив всю вину за случившееся на одного себя, закончил свой рассказ, послушать который подошли к шатру вождя десятки напитов от соседних костров, солнце успело закатиться за холмистый горизонт, окрасив полнеба малиновой зарёй.
Вопреки опасениям Савмака, отец не высказал ему прилюдного недовольства и осуждения и не отправил в наказание назад в Тавану, отпустив его и Канита вместе с остальной молодёжью после ужина в гости к соседям-хабеям. Должно быть, вождь взял время на размышление, решив, что утро вечера мудренее.
Пробираясь за старшими братьями по напоминающему узкую кривую улицу проходу между наружным и вторым кольцами шатров, заполненному отдыхающими на чепраках вокруг рдеющих в сумерках костров воинами, Савмак ради интереса подсчитал на пальцах, что занятый напитами участок составляет сорок два стоящих почти впритык друг к другу шатра в длину и пять в ширину. В каждом шатре ночевало обычно от десяти до пятнадцати воинов. А таких племён у царя Палака двадцать два, не считая шести тысяч сайев! Кто же устоит перед такой силищей?! Уж, конечно, не греки!
Завидя приближающихся напитов, сыновья и племянники вождя хабеев поспешили от костров им навстречу.
– Ну что - пойдём?
– обратился Скопасис к своему ровеснику и другу Ариабату, наскоро поздоровавшись за руку с юнцами-малолетками Савмаком, Канитом и Сакдарисом.
– Пошли, - ответил Ариабат, и полтора десятка парней двинулись из табора к пролегавшей неподалёку дороге.
– Куда это они?
– спросил удивлённо Савмак шедшего рядом Ишпакая.
– Давай, пошли с нами, - поманил друга рукой Ишпакай, загадочно ухмыляясь.
– По дороге рассажу.