– Ну, чего застыл как вкопанный? Раздевайся!

Тут только, заметив жиденькую бородёнку и усы вокруг её рта, Савмак сообразил, что это не баба, а евнух в женской одежде. Послушно скинув с себя по другую сторону банной палатки кафтан, рубаху, скифики и штаны, Савмак подошёл к евнуху. Запалив от горевшей перед ним плошки ещё одну, евнух глянул на свисавший меж его стройных белых ног детородный орган и тяжко вздохнул. В эту минуту в шатёр вбежал молодой слуга, неся за тонкую дужку медный котелок с раскалёнными булыжниками, метнул любопытный взгляд на Савмака, поставил котелок на кирпичи в центре банной палатки и тотчас выбежал обратно.

Взяв у евнуха светильник и деревянный ковшик с плавающим в вине конопляным семенем, Савмак торопливо юркнул в палатку и закрыл за собой полог. Поставив плошку на покрытый толстым войлоком пол, он плеснул на пышущие жаром камни конопляное семя. Тесная палатка моментально наполнилась густыми, обжигающими кожу и гортань клубами пара и сладкого дыма. Все тело скорчившегося над казаном Савмака покрылось обильным потом...

Что было с ним потом, наглотавшийся пьянящего похлеще вина дурмана Савмак помнил смутно, урывками, будто это происходило во сне. Какая-то толстая, усатая, бородатая баба вытащила его из остывающей парилки, натянула на ноги скифики, накинула на голое тело тёплую бурку из чёрной овечьей шерсти, вывела из шатра на холодный воздух и куда-то долго вела в полной темноте, крепко обнимая за талию. В пустой, как сигнальный барабан, голове Савмака перекатывалась сухой горошиной лишь одна мысль, что он зачем-то понадобился царю Палаку, для какого-то очень важного тайного задания, которое царь не может доверить никому другому. "Меня ждёт царь! Отведи меня к царю!" - кричал он, пытаясь вырваться из цепких объятий противной бородатой бабы, но та только крепче прижимала его к своему жирному бедру и успокаивающе шептала в ухо: "Тише, тише! Мы к нему и идём. Уже скоро".

Баба подвела его к узкой крутой деревянной лесенке и велела лезть наверх. Савмак послушно полез. Чёрный полог наверху бесшумно раздвинулся и юноша, подхваченный чьими-то тёплыми, нежными руками, провалился в тёмное, мягкое, наполненное благоуханными женскими запахами чрево кибитки... Те же ласковые женские руки высвободили его из бурки, стянули с ног скифики... Горячее, мягкое женское тело с гладкой глянцевой кожей распласталось на его сомкнутых бёдрах, животе и груди, утопив его ягодицы и спину в устилавших ложе мягких пушистых мехах. Тугие женские груди упёрлись твёрдыми остриями ему в ключицы. Мысль о Палаке напрочь вылетела из головы Савмака. Боясь, чтобы женщина не исчезла, он крепко обхватил её гибкую, голую спину и скользнул ладонями по атласной коже от плеч к выпуклым ягодицам. Почувствовав, как его пальцы судорожно сдавили шары её ягодиц, а внизу взметнулся на дыбы и упёрся в её лоно его необъезженный "жеребец", женщина отозвалась довольным смешком. "Уж не царевна Сенамотис ли это?!" - озарила его в этот миг счастливая догадка, но прежде чем он успел произнести вслух её имя, оседлавшая его наездница закрыла ему рот долгим, жадным поцелуем.

– Сенамотис... ты?
– хрипло выдохнул он, когда она наконец вынула свой язычок из его рта и отлепила губы от его губ.

– Узнал, красавчик?
– с довольной улыбкой в голосе промурлыкала она.
– Любишь меня?

– Да... люблю.

– Тогда целуй!
– чуть приподнявшись, она сунула ему в рот набухший сосок.
– Ну же, соси.

Обхватив сосок мягкими влажными губами, он принялся его посасывать, сперва робко, потом всё жаднее, от усердия слегка прикусывая зубами, тогда как его ладони нежно, словно любимого коня, оглаживали её бёдра и ягодицы. Через минуту, томно застонав, она сунула в его жаждущий рот другой сосок, затем, потёршись упругими грудями о его горячие скулы, принялась покрывать жгучими поцелуями его губы, щёки, гладкий, как у девушки, подбородок, шею, грудь... По мере того, как она сползала по нему вниз, ладони Савмака скользили по её спине и гладким бокам от поясницы к плечам, купаясь в шелковистых волнах её рассыпавшихся по спине волос. Лаская губами и языком его грудь и живот, царевна запустила несколько пальчиков Савмаку в рот, а другой рукой обхватила его торчащую между бёдер кожаную "стрелу" и принялась умело её "полировать", то нежно поглаживая, то сильно сжимая. Затем она прогулялась по "древку" губками и язычком, заглотила широкий конусовидный "наконечник" и стала с жадностью его сосать, постанывая от удовольствия. Не прошло и двух минут, как юноша, застонав сквозь крепко стиснутые зубы, выпустил ей в рот густую струю "молока".

– Мне нужно во дворец... меня царь ждёт, - вспомнил он, когда она отпустила его обмякший хоботок.

– Э, нет! Так скоро я тебя не выпущу! Этой ночью - ты мой!.. Палак подождёт. Ему сейчас не до тебя: он как раз гарцует на своих задастых кобылицах. Хи-хи-хи!
– хохотнула царевна, прижавшись жарким телом сбоку к Савмаку, и поцеловала его в плечо.
– Глупенький ты мой...

Проснувшись, Савмак увидел тусклую полоску света, проникавшую в кибитку сквозь неплотно прикрытый полог с серого предрассветного неба. Он обнаружил, что лежит на правом боку, тесно прижавшись грудью и животом к прикрытой длинными мягкими волосами спине и ягодицам спящей рядом женщины, держа в ладонях тяжёлые полные чаши её грудей. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он вспомнил Тинкаса, вызов к Палаку, баню, царевну Сенамотис и почувствовал, что его "зверь" тоже проснулся и распрямился, уткнувшись в упругие женские ягодицы. В памяти всплыл недавний рассказ Скиргитиса, и Савмака охватило неудержимое желание вонзить свой "таран" в этот восхитительный, так доверчиво прижавшийся к нему зад. Осторожно, будто боясь разбудить, он ввёл свой набухший и отвердевший "ствол" в её узкую заднюю норку. Пальцы его сдавили упругую мякоть её грудей вокруг сосков, будто он хотел выдавить из них молоко. Сладко застонав сквозь сон, царевна, не открывая сомкнутых век, нежно проворковала:

– Ах, Ториксак, ненасытный...

Савмак замер, тотчас поняв, почему Ториксак не дал ему отвезти шкуру чёрного волка Сенамотис: его старший брат решил сам объездить эту кобылку!

– Ну, что же ты остановился, милый?

Подавив досаду, Савмак вновь задвигался в ней, с каждым разом всё энергичней и глубже, с бешеной силой сминая её груди. Громко закричав, она открыла глаза и, повернув голову, взглянула на своего безжалостного наездника, окончательно проснувшись.

– О-о-ох, Савмак!

Положив её животом вниз и навалившись сверху, Савмак продолжал скакать галопом на её широких, упругих ягодицах, по-прежнему крепко, будто поводья, сжимая в ладонях её разбухшие груди.

– Давай, красавчик! Сильней! Так! Не останавливайся! Ох! Ох! Ох!
– подгоняла она его, сотрясаясь всем телом на мягкой меховой подстилке.

Через пять-шесть нескончаемо сладких минут этой бешеной скачки Савмак выхватил из её отполированного "дупла" свой раскалившийся "стержень", зажал его меж выпуклых, влажных от пота полушарий её зада и, сделав ещё с десяток энергичных скользящих движений, оросил её спину обильными белыми брызгами.

Как только Савмак, сделав своё дело, свалился с неё и вытянулся справа на спине, успокаивая бурно вздымавшуюся грудь, Сенамотис легла на левый бок и, подперев щёку согнутой в локте рукой, стала с улыбкой насытившейся кошки разглядывать белевшее полумраке стройное юное тело очередного попавшего в её сладкие сети возлюбленного.

– Ну, я пойду, - сказал он через минуту, заметив возле задней стенки кибитки свою одежду и скифики.

– Погоди... ещё рано. Разве я тебе успела надоесть? Давай сделаем это ещё разок, а малыш?
– игриво проворковала она и потянулась рукой к его увядшему "стебельку".