К удовольствию Палака, наблюдавшего за происходящим со своей обычной свитой, как и днём ранее, от придорожного постоялого двора, работа продвигалась споро. Позади царя и вождей выстроились на конях широкой полосой, словно перед битвой, все не занятые в деле воины: никто, кроме занятых готовкой слуг, не остался в таборе, всем было любопытно присутствовать при начале боевых действий.

Боспорцы оказались бессильны помешать работе скифов; стрелы и камни, которые они метали вслепую из-за стены, за всё время ранили, да и то легко, два десятка зазевавшихся носильщиков. Уже к полудню участок рва шириною в тридцать шагов между двумя привратными башнями был сровнен с землёй и хорошо утрамбован. Теперь оставалось только подкатить к воротам таран, выломать створки и хлынуть неудержимой конной массой, сметая всё на своём пути, словно прорвавшая запруду вода, на вражескую территорию.

Десяток неапольских греков усердно, не за страх, а за совесть и обещанную Палаком великую награду, вторые сутки трудились над большим тараном, обещая, что к завтрашнему утру он будет готов. Недостатка в строительных материалах не было: в балках и ложбинах, по берегам ручьёв, малых речек и озёр, которых немало имелось в степи к северу от большой дороги, росли старые и молодые вербы, осокори, грабы, осины, дикие оливы, встречались и дубы, а усадьба знатного сатавка под горой, была обсажена вдоль ограды высокими серебристыми тополями. Поселившись с дозволения Палака в этой усадьбе, неапольские мастера приступили к сооружению тарана на правом берегу ручья, перед дощатым мостком без перил, через который от ворот усадьбы уходила к селению у озера и далее до большака ровная, поросшая между серыми колеями низкой тёмно-зелёной травою дорога.

Тысячи любопытных скифов с утра до вечера топтались на конях вокруг строительной площадки, наблюдая за их слаженной работой. Несколько раз приезжал поглядеть, как продвигается дело и сам Палак с огромной свитой вождей и скептухов.

Свалив несколько старых осокорей, греки, прежде всего, отпилили от них шесть кругов, толщиной в ладонь и высотой по колено - будущих колёс. Распилив и обтесав топорами и рубанками стволы, они с помощью железных скоб и огромных толстых гвоздей сложили из них прямоугольный остов будущего тарана, прикрепили к нижней его раме три толстые деревянные оси и насадили на них колёса, с проделанными к этому времени с помощью долота в центре отверстиями. Кузнецы тем временем *отлили в глиняной форме из привезенной с собой меди и олова бронзовый "бараний лоб" - ударную часть тарана. Скобами её прикрепили к массивному дубовому стволу длиной в семь шагов и толщиной сзади в локоть, а спереди чуть потоньше. По бокам в дубовый ствол вбили вертикально в виде ручек семь пар железных скоб. Позаимствовав у скифов десяток арканов, греки сплели из них толстые канаты, на которых подвесили в четырёх местах оснащённое "бараньим лбом" ударное бревно к верхней раме. После этого над остовом сделали из толстых досок острую двускатную крышу и обшили досками бока тарана, оставив открытыми только узкие - в три шага шириной - переднюю и заднюю стороны. И напоследок крышу и боковины тарана обили сырыми конскими и телячьими шкурами, которые должны защитить деревянное сооружение от огня.

(Примечание: Отливать куда более тугоплавкое железо в те времена ещё не научились.)

Понаблюдав с любопытством час-другой за строительством тарана, Палак со своей свитой отправился в царский шатёр обедать. Подъезжая к табору, он заметил десяток скачущих по большаку с закатной стороны всадников. Тинкас по игреневому коню ещё издали узнал в их предводителе сотника Ториксака. К царскому шатру в центре огромного табора они подъехали с противоположных сторон одновременно.

– Ай да молодец - поспел как раз к обеду!
– воскликнул с довольной ухмылкой Палак.
– Давай, заходи - порадуй нас добрыми вестями.

После того, как полсотни вождей и приближённых Палака расселись широким кругом под стеною шатра, все молча ждали, когда череда царских слуг обнесёт каждого широкой лепёшкой с парующим, только что из казана, мясом, ломтём твёрдого сыра и луковицей (соль у каждого была своя). Как только слуги покинули шатёр, гости вслед за Палаком с волчьим аппетитом накинулись на еду.

Не дожидаясь конца обеда, Палак велел посаженному поблизости Ториксаку (один только Иненсимей вклинился между ним и царём) доложить, как там идут дела у Марепсемиса с Эминаком. Утерев рукавом жирный рот, Ториксак рассказал с помощью какой хитрости Марепсемису удалось захватить без боя феодосийскую хору.

– Он велел изготовить две сотни лестниц - по две на сотню воинов, а один из неапольских греков написал кровью письмо с предупреждением, что утром скифы атакуют стену хоры по всей её длине. Это письмо, привязав к стреле, перекинули через стену над воротами. Как и рассчитывал Марепсемис, прочитав его, греки испугались и ночью бежали в город.

– Ловко!
– воскликнул, несмотря на набитый рот, кто-то из вождей.

– Захватив пустую хору, - продолжил Ториксак, - войска Марепсемиса на другое утро атаковали со всех сторон стены Феодосии с помощью двухсот приставных лестниц. Но греки, вопреки ожиданиям, сумели этот штурм отбить, уменьшив войско Марепсемиса за одно утро сразу на две тысячи человек: шесть сотен воинов были убиты и почти полторы тысячи - тяжело ранены и сегодня утром отправлены домой.

– Думаю, Марепсемис совершил большую глупость, позволив грекам бежать со слабой приграничной стены в хорошо укреплённый город!
– заявил довольным голосом Палак.
– Если бы ему удалось перебить феодосийских купчишек, горшечников и виноделов на хоре, Феодосия уже была бы наша.

– Верно сказано!

– Точно!

– Царевич Марепсемис не сообразил!

– Дал маху! Хе-хе-хе!

– Погнался за зайцем и упустил оленя!
– посыпались со всех сторон насмешливые реплики палаковых приспешников.

– Поэтому я больше всего опасаюсь, как бы боспорское войско, завидя завтра наш таран, не дало дёру от Длинной стены к Проливу, - вновь взял слово Палак.
– Если нам посчастливится разбить их здесь, то Пантикапей и другие их города некому будет защищать.