– Теперь мы точно также можем поймать скифов в мышеловку в любом месте, где они попытаются прорваться, - сказал Молобар. И, помедлив, добавил: - Эту войну для нас выиграл один человек - архитектор Анаксипол из Нимфея. Поэтому после войны его надо вознаградить по достоинству.

– Да, да, конечно, - согласился старший Перисад.
– Вы вместе с Аполлонием и Деметрием подумайте, чем его наградить...

– Нужно сделать его главным архитектором Пантикапея и поручить построить какой-нибудь дворец или храм на Акрополе!
– тут же предложил младший Перисад.

– Великолепная идея!
– не преминул восхититься не по летам высоким умом царственного ребёнка Гиликнид.

В сумерках скифы прекратили работу и уехали в свой кочевой табор, обозначенный дымами стадиях в двадцати к западу, где в Меотиду впадал ручей. Примерно тысяча скифов осталась на всю ночь близ стены охранять сделанное за ночь.

Не стал мучить ночными работами подчинённых ему воинов и Анаксипол. Теперь это было ни к чему: он не сомневался, что успеет построить свою "мышеловку" быстрее, чем скифы пробьют стену.

Вечером оба Перисада, Гиликнид и Молобар вернулись в лагерь у ворот с его отлаженным бытом. Старшим у Меотиды, куда переместилась почти вся боспорская пехота с палатками и всем обозным хозяйством, а также большинство живших при войске шлюх, которым любопытно было увидеть, как скифы попадут в приготовленный для них капкан, остался гиппарх Горгипп, весьма этим довольный.

Ночью с Меотиды опять наползли косматые тучи, и заморосил дождь, не помешавший, впрочем, с рассветом продолжить работы по обе стороны стены с ещё большим старанием. Боспорские воины были теперь с избытком обеспечены шанцевым инструментом, и их работы под энергичным надзором Анаксипола быстро продвигались к концу. Скифы тоже довольно споро поднимали свою насыпь, поскольку боспорцы даже не пытались им хоть как-то мешать. К концу второго дня они довели свою насыпь под углом примерно в 30 градусов до подножья стены.

Назавтра боспорцы ждали появления скифского тарана, а скорее всего, сразу двух - здесь и возле ворот. Но, к немалому их удивлению и недоумению, скифы и на третий день продолжили таскать к стене камни и землю. Скоро стало ясно, что они решили поднять свою насыпь аж до верха стены. Но зачем?

Первым опомнился Анаксипол. Прибежав по гребню стены на верхнюю башню к Горгиппу, он заявил, что необходимо срочно перекрыть скифам возможность продвигаться по стене в сторону башен. Выслушав архитектора, гиппарх одобрительно кивнул и велел действовать.

К полудню опытные каменщики, которых немало нашлось в боспорском войске, перегородили верх стены в тех местах, где к ней примыкали боковые рвы и валы, к тому времени уже полностью готовые и огороженные высоким частоколом из заострённых брёвен, каменными блоками на глиняном растворе, аккуратно снятыми с тыльного ограждения ближайших башен. Для верности Анаксипол устроил двойные перегородки: первую, высотой до верха мерлона, напротив рва, а вторую, чуть пониже, - в пяти локтях за первой; укрываясь за ней, боспорским воинам удобно будет протыкать копьями скифов, если те всё же попытаются перелезть через первую преграду.

Ещё два дня скифы поднимали свою насыпь до верха стены, постепенно увеличив её крутизну до 40-45 градусов. К их удивлению, боспорцы не оказывали им никакого противодействия. На стене и за стеною не слышно было ни звука, лишь иногда доносилось лошадиное ржание. В окружении Палака, приезжавшего время от времени понаблюдать, как продвигается работа, многие высказывали предположение, что боспорское войско давно бежало за Ближнюю стену, оставив здесь лишь конных наблюдателей.

И вот, под конец четвёртого дня упорной и слаженной работы, насыпь поднялась настолько, что носильщики земли смогли осторожно заглянуть между зубцами на ту сторону. То, что они там увидели, настолько их поразило, что они на некоторое время оцепенели, не веря своим глазам, а затем большинство кинулось стремглав по крутому откосу к разъезжавшим внизу, подгоняя уставших за день земленосов, сотникам, а самые смелые рискнули вылезть на стену и, встав в полный рост между зубцами, удостоверились, что на стене никого нет, зато за нею... А за нею греки пристроили прямоугольником новую стену с глубоким рвом, высоким валом и острым частоколом.

Услышав об этом, сотники погнали коней по недостроенной насыпи к стене и, убедившись, что их превратившиеся на время в земленосов воины сказали правду, поскакали доложить, почему вдруг прервались без команды насыпные работы, стоявшим на некотором удалении тысячникам. От впавших в уныние тысячников помчались на закат, ожесточённо нахлёстывая коней, гонцы с недобрыми вестями для царя Палака.

Палак и ужинавшие с ним в царском шатре вожди и советники были поражены этим известием, точно громом с ясного неба. Лигдамис тотчас вызвался поехать и взглянуть на новое боспорское укрепление своими глазами. С ним, прервав едва начатый ужин, ускакал Главк и ещё десятка полтора палаковых друзей и преисполненных любопытства вождей. Вернувшись вскоре с сумрачными лицами в царский шатёр, они подтвердили, что все потраченные в последние дни усилия пропали даром.

Стало окончательно ясно, что преодолеть Длинную стену не удастся. А ведь в последние два дня, после того, как в таборе у Меотиды узнали о новой неудаче Марепсемиса под Феодосией, у Палака было такое радостное, приподнятое настроение! Он так был уверен, что скоро докажет всем своё превосходство над старшим братом! Теперь же оставалась лишь одна возможность вернуться с этой войны неопозоренным - любой ценой захватить Феодосию.

Ночью охранявшие насыпь скифы незаметно убрались от Длинной стены. А утром, едва забрезжил рассвет, Палак увёл своё войско на запад.