Ламоньер всё ещё не совсем оправился. И присутствие демона не улучшало его состояние, а только ухудшало. Возникало ощущение, противоположное привыканию к демону. Оно напоминало рану, которая увеличивалась и пульсировала болью. Шёпот было очень трудно выдержать, потому что он являлся не совсем шёпотом. Это были мысли, легко перемешивающиеся с собственными, поэтому сложно было расставить приоритеты. Сондок пережила год безумия, потому она справлялась. Мысли демона можно легко распознавались: они были самыми уродливыми, призывающими к худшему, теми, которые разрушают мыслящего.

Некоторые собрались уходить, не говоря ни слова, попятились к своим машинам, пока не дошло до беды. И пока всё не стало отвратительным. Совсем.

— Эй! — окликнула Пайпер. — Не сметь вот так уходить от меня. Демон!

Шершень пошевелил антеннками, и люди задёргались. Они закрутились, широко распахнув глаза.

— Видите, — сквозь зубы сообщила Пайпер, — это, и правда, очень удобно.

— Мне кажется, — осторожно заметил Ламоньер, глядя на замерзших покупателей, потом на лица своих партнёров и затем на свою дочь. — Возможно, это не самый лучший метод показывать, какова от него польза.

Под чем он подразумевал, что демон всех пугает, и сложно отделаться от мысли, что все могут в любой момент умереть, а это плохо для бизнеса как настоящего, так и будущего.

— Только не применяй ко мне свои позитивно-агрессивные приёмчики, — возразила Пайпер. — Я прочла статью, как ты занижал ценность моей личности всю мою жизнь, и вот тому конкретный пример.

— Это конкретный пример того, что ты переоцениваешь свои знания, — ответил Ламоньер. — Твои амбиции постоянно опережают образование! Ты даже не знаешь, как передать демона другому владельцу.

— Я захочу этого, что не понятно? — удивилась Пайпер. — Он должен оказать мне милость! И сделать то, что я скажу.

Но Сондок не считала, что это было то же самое.

— Думаешь? — поинтересовался Ламоньер. — Ты контролируешь его, или он контролирует тебя?

— Ой, да я тебя умоляю, — отмахнулась Пайпер. — Демон, разморозь этих людей! Демон, пусть станет солнечно! Демон, пусть моя одежда вся побелеет! Демон, делай, что я говорю, делай, что я говорю!

Люди оттаивали; небо на секунду стало раскалённо-ярким; её одежда потеряла цвет; демон зажужжал, поднимаясь в воздух. Шёпот в голове Сондок стал свирепым.

Ламоньер выстрелил в свою дочь.

Раздавшийся звук был не громче хлопка из-за глушителя. Ламоньеры выглядели потрясёнными. Оба не произнесли ни слова, только смотрели во все глаза на её тело, а потом на демона, нашептавшего им это сделать.

Теперь все сбежали. Раз Ламоньер выстрелил в собственную дочь, значит, могло произойти что угодно.

Демон приземлился на рану на шее Пайпер, его лапки утопали в крови, голова опустилась к отверстию от пули.

Он начал меняться. Она начала меняться. Всё разрушалось, озлоблялось и извращалось.

— Позвони мне, — велела Сондок Серому Человеку, — и вали отсюда.

Раздался запоздалый крик Пайпер. Сондок и не поняла, что та была всё ещё жива.

Кровь вокруг её шеи казалась чёрной.

Амбиции, жадность, ненависть, насилие, неуважение, амбиции, жадность, ненависть, насилие.

Она умерла.

Демон начал расти.

Разрушитель, разрушитель, я пробуждаюсь, я пробуждаюсь, я пробуждаюсь.

Глава 61

Адам не мог решить, было ли это худшим, что с ним случалось, или это таким казалось, потому что он недавно был так бессмысленно счастлив, что сравнение делало ситуацию таковой.

Он находился на заднем сидении БМВ, руки намертво связаны, глаза намертво чем-то прикрыты, одно ухо не слышит. Ему даже не казалось всё это реальным. Он чувствовал себя утомлённым, но не сонным, измотанным усилием, направленным на способность принимать участие в собственном сознании. И всё же демон изредка работал над верёвкой — отчего его кожа пела от боли — и закатывал глаза против воли Адама. Блу сидела рядом с ним, а Девочка-Сиротка по другую сторону от неё по его просьбе. Он не знал, сможет ли высвободиться из верёвки, но понимал, что демон навредит Блу только в попытке добраться до Ронана или Девочки-сиротки. Так, по крайней мере, они бы были предупреждены, если бы такое случилось снова.

Боже, Боже. Он едва не убил Ронана. Он бы его убил. Совсем недавно обжимался с Ронаном, и при этом его руки бы погубили его, пока Адам наблюдал.

Как бы он после ходил в школу? Как бы он делал хоть что-нибудь...

Его дыхание предало его, потому что Блу прислонилась к его плечу.

— Не надо... — предупредил он.

Она приподняла голову, но затем он ощутил, как её пальцы нежно поглаживают его волосы, а потом касаются кожи щеки, которую он сам себе ободрал. Она ничего не говорила.