Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения
вернуться

Шефнер Вадим Сергеевич
Шрифт:

Предпоследние сутки Помпей

Зданья рушатся, как при бомбежке, — И не выручит здесь ПВО, И никто не пришлет «неотложки», Да и мне не спасти никого. И так странно, так странно знакомы Лица этих несчастных людей, — Будто я уже был у них дома В их нормальный, не гибельный день. Нет, не я, — то Брюллов самолично Расстоянье веков превозмог; До картины проник он в обычный, В деловой их, предсмертный денек. А они бытовали, трудились, Покупали подарки родне, Экономили, пели, судились, И богам доверяли вполне, И раскачивали колыбели, И беседы вели у огня... Предпоследние сутки Помпеи Пострашнее последнего дня.

Космическая легенда

Расстрига, бездомный бродяга Шагал по просторам Земли. Вдруг видит: хрустальная фляга Мерцает в дорожной пыли. Он поднял. Прочел на сосуде: «Здесь влага — волшебней вина, Бессмертно-счастливейшим будет Ее осушивший до дна». В кусты он отбросил находку, Промолвив себе самому: «Добро б там вода или водка, А счастье такое — к чему? Коль смертны все люди на свете — Бессмертья не надобно мне...» И дальше побрел по планете С надеждою наедине. В лохмотьях, в немыслимой рвани, Побрел он за счастьем своим. Всплакнули инопланетяне, Следившие тайно за ним. Им стал по-семейному близок Мудрец, не принявший даров, — И Землю внесли они в список Неприкосновенных миров.

Птахи

Г. Горбовскому

Вьются в дворике больничном От рассвета дотемна Воробьишки и синички — Поднебесная шпана. Из-за зерен, из-за крошек Ссорятся они, — а всё ж Злых, коварных, нехороших Ты меж ними не найдешь. Спорят птахи-недотроги, Подымают кутерьму, — А потом замрут в тревоге, Не понятной никому. И по общему решенью Вдруг взмывают в высоту, — И земные отношенья Забывают на лету.

Кате

Дождь с утра. Разбилась чашка. Неприятности — кругом. Гибнет новая рубашка Под электроутюгом. Ты в окно глядишь на тучи, Говоришь, что всё — не впрок, Говоришь, что невезучий Нынче выдался денек. «Радуйся таким печалям, — Возражаю я тебе. — Мелочами, мелочами Платим пошлину судьбе».

1982

Из зала

В старом фильме совсем молодые По экрану артисты снуют, На пригорки взбегают крутые, Довоенные песни поют. И костры разжигают в долине, И дурачатся, прячась в тени, И не знают герой с героиней, Что на пенсии нынче они. Значит, молодость не отмерцала И навеки осталась при них... Мы подсматриваем из зала, Как целует невесту жених. Вместе с ними и мы торжествуем, У чужого пригревшись костра, — Мы ведь тоже в былом существуем, Но никем не заснята игра.

«Припомнится давний мотив...»

* * *
Припомнится давний мотив, Базарная, нищая песня, — И, душу за шкирку схватив, Уносит тебя в поднебесье. Уносит от писем и книг, От прочных земных декораций, От мнений, которым привык Уверенно повиноваться. Без груза надежд и тревог На несколько тайных мгновений Возносишься ты, как дымок Над пеплом своих достижений; Не к свету и не в темноту, Не в райскую тишь и отраду, — Возносишься в ту высоту, Где даже и счастья не надо.

Археология души

На вокзалы надежд и стремлений, На мечтаний твоих города Оседали песчинки мгновений, Наползали барханы-года. Что обрушилось, что там осталось, Что хранит сокровенная глушь? Призадумайся. Все мы под старость Археологи собственных душ. Пусть вонзается памяти заступ В глубину спрессовавшихся дней: Может, в прошлом и нечем похвастать, — Но грядущее станет видней.

Том XX

На задворках эпох и на свалках забытых событий Бродит мудрый историк — и ждет небывалых открытий. В его памяти книги большими лежат штабелями, О минувшем он пишет, то черня его, то обеляя. А история длится, отвергая каноны и схемы. Мы творим ее сами, — выходит, историки все мы. Только жаль, что свой век оценить мы при жизни не сможем: Том XX прочтут те, которые нас помоложе.