Шрифт:
Слесаренко раскрыл портфель и вытащил оттуда нераспечатанный блок «Мальборо» с наклейками «дьюти фри».
– Вот, пожалуйста.
Да неудобно. Придется, так сказать, лишить невинности...
– Давайте, давайте...
После долгой возни с отрыванием и открыванием, щелканьем, вдыханием и шумным выдыханием Лузгин произнес:
– Вот оно, тихое счастье... Две версии: удобная и честная. Чего изволите?
– Изволим обе, – принял игру Виктор Александрович.
– Начнем с удобной. – Лузгин наклонился к проходу и глянул вперед. – Ежели здесь еще и кофе подают... Для мэра какого-то городишка Задрипанска, попрошу без обид, нам уделено внимания более чем достаточно. – Слесаренко отметил про себя это щадяще-дружеское «нам». – Ведущие республиканские газеты, кое-где даже на первой полосе. Но не будем обольщаться: все это сделано за деньги и по связям. Дадим больше – больше и получим. В принципе, задача выполнена: мы там засветились. Как это отразится на ваших выборных делах в упомянутом Задрипанске? Отвечу прямо: никак не отразится, там этих газет не читают. Конечно, я могу устроить перепечатку в местной прессе, но следует еще посмотреть, будет от этого вред или польза. Единственная выгода, помимо чисто презентационной засветки, состоит в том, что ежели теперь кто-то сунет в те газеты компромат на вас, он (компромат) уже не будет напечатан моментально. Вы как бы стали их героем, персонажем, и они задумаются, что им выгоднее: мочить вас или подоить. Но в любом случае они теперь поставят вас в известность, а это даст нам возможность и время для маневра. Эта версия удобная.
– Ничего себе, – пробурчал Слесаренко.
– Теперь версия честная. Вас приняли в Госдуме, включили в состав государственной делегации, предоставили по возвращении трибуну в Думе, подкинули тему из выигрышных, обеспечили, пусть и скромный пока, но всероссийский резонанс... Кстати, почему только всероссийский? Наверняка через «Интерфакс» информация ушла на Запад, и я не исключаю, что уже сегодня в «Нью-Йорк таймс»...
– Ну, вы скажете!
– А что? Вполне возможно. Там очень остро реагируют на любые наши выверты с русопятским душком. Жириновский у них со страниц не сходит.
– Сравнили тоже...
– Я же просил: не обижайтесь. А вообще, хотите на спор, что кто-нибудь там, за бугром, обязательно вас упомянет? Вот на блок «Мальборо» и поспорим, все равно распечатали...
– Да заберите вы его!
– А что! И заберу. Но я ведь не закончил, Виктор Саныч.
– То есть вам еще не надоело тыкать меня мордой об асфальт?
– Терпите, батенька, терпите. Главный вопрос: кто же все это устроил и чего они от вас хотят взамен.
– Что значит – устроил? – спросил Слесаренко.
– Да все это, все... Ваше возвышение и привлечение, и... вся эта поездка в целом.
– Простите, я летал по делу, – сказал Виктор Александрович. – Я не турист, мы решали серьезные вещи.
– Не спорю, но их могли решить без вас.
– Неправда.
– Правда, Виктор Саныч, правда. Вы ведь сами, когда чего-нибудь хотите от депутатов, привлекаете их, создаете видимость совместного решения. Вы же знаете, им это нравится. Вот и вам понравилось.
– Но были ведь конкретные переговоры по конкретной бартерной линии, и я там, простите, был человек не последний, я первый подписывал...
– Все правильно. Просто немцам – тем, кто в бартере завязан, – хотелось лично посмотреть, кто заменил Воронцова, оценить вас и составить мнение.
– Зачем? – глупо выпалил Виктор Александрович.
– Да ладно уж... Чтобы знать, как им работать лично с вами. Прямо вам давать на лапу или соблюдать приличия.
– Вы совершенно не знаете этих людей, – убежденно сказал Слесаренко. – Вы с вашим другом Кротовым считаете их такими же...
– Ну, договаривайте.
– Вы же поняли! Зачем?
А вот вы не поняли ни черта, или прикидываетесь.
– Не так громко, пожалуйста.
– Я не люблю марксизм, тем паче ленинизм, но когда бородатый еврей говорит, что за двести процентов прибыли ихний Ротшильд родную маму удавит, тут я с ним согласен на те же самые двести процентов.
– Вы что, выпили с утра?
– Ну, заказал немного, здесь же носят. Вам задаром, нам за деньги. Да какое это имеет значение? Вы же знаете, что я прав.
– Ну, может быть, по бартеру и правы, – сказал Виктор Александрович просто так, чтобы свернуть этот нелепый разговор, начинавший его беспокоить. – Что же касается всего остального...
– А вот здесь-то и скрыто самое пугающее! – Лузгин пихнул окурок в пепельницу и снова посмотрел в проходе между креслами. – Чего они от вас хотят по-крупному? Зачем устроили весь этот вернисаж?
– Я же просил...
– Все, сбавим обороты. О, девушка! – вскричал Лузгин, приметив белое плечо в разрезе штор служебного отсека. – Позволите вопрос?
Девица выставила голову и сказала едким голосом мелкого начальника:
– Вам же объясняли, гражданин.
– Я тут слышал по радио... Как фамилия пилота, командира? Как?.. Значит, я не ошибся. Доложите ему, что здесь находится Владимир Лузгин... Нет, вы за него, милейшая, решения не принимайте, а просто исполните свои обязанности и доложите, как вам сказано.
«Стыд какой», – подумал Слесаренко.
Он выдернул газеты из сеточного кармана, сунутые туда как попало Лузгиным, и сызнова, другими глазами, а не так, когда искал заметки про себя, стал их просматривать и читать. Писали про дефолт (здрасьте вам, еще одно новое русское слово) и падение премьера Кириенко. Про падение читать было приятно – умненький гладкий мальчишечка раздражал Виктора Александровича с первого своего появления на телеэкране, этакий нерастолстевший покуда гайдарчик, в очечках, наловчившийся складно лопотать, а спившийся кремлевский самодур сунул ему в ручки всю страну: давай, верти, доканывай – предельная и наглая насмешка над всеми, кто хоть что-то понимал и делал в этой жизни. С нескрываемым от самого себя злорадством он вспомнил читанное в областной газете: рассказ товарища, ходившего с Сергунькой в детский сад, как им не разрешали заходить с площадки в помещение без ведома нянечки, и как того приспичило, как бегал он туда-сюда, а нянечка запропастилась, и бедный наш мальчишечка не утерпел и сделал под кустом, а после взял лопаточку и аккуратно закопал (Слесаренко в жизни не читал более объемлющего определения судьбы и характера), а вот теперь и его самого закопали, но он-то выкарабкается, сбежит куда-нибудь в Австралию, а народу и стране теперь глотать им позакопанное, ведь цены взлетят, а индексировать нечем – ни пенсии, ни зарплату бюджетникам, и как же мог серьезный, умный Кротов так бездарно залететь с договорами, или не бездарно, то есть не даром, но об этом не хотелось даже думать.