– Как съездили? – спросил Лузгин в кабине лифта.

– Нормально, – буркнул Слесаренко. – Что в городе?

– События развиваются, – многозначительно молвил Лузгин, поедая глазами притиснутого к лифтовым дверцам охранника. – Потом доложу. Есть некие сюрпризы.

– И без вас доложили, – неприязненно поморщился Слесаренко.

Был он какой-то новый, лощеный, отстраненно-сосредоточенный, как будто все вокруг него плавали в пруду, и лишь его, слесаренковская голова, возвышалась над водной поверхностью и видела то, чего не видят другие. «Быстро же, однако», – подумал Лузгин и припомнил совсем другого Виксаныча, прилетевшего с Севера просить их с Кротовым о помощи: немного растерянного, возбужденного, ловящего каждое слово, с почтением во взоре; и его самого, Лузгина, – вальяжного, свойски-снисходительного, причастного таинствам выборной магии, сокрытой от разумения простых и смертных кандидатов...

Дверь в квартиру представительства уже была растворена, долговязый придерживал ее на отлете. Слесаренко вошел внутрь и молча проследовал в глубины коридором, Евсеев следом потащил багаж, долговязый залязгал посудой на кухне, и тол ко Лузгин остался торчать посреди гостиной забытым оловянным солдатиком.

Он подсел к телефону и набрал номер Максимова.

– Андрюха, мы прибыли. Ничего не меняется?

– Все по плану, – подтвердил Максимов. – Подъезжайте скорее, здесь с ним хотят повидаться.

– Что?

– Как появитесь, сразу к нам в приемную. Отбой.

Максимов отключился. «Что за день такой сегодня? – сокрушенно подумал Лузгин. – Ну просто все вокруг посылают меня с хера на хер».

Он прошел на кухню и сказал:

– Кофе хочу.

– Сейчас подам, – ответил мягко долговязый, и Лузгин весьма приободрился: нет, здесь он еще не самый распоследний человек...

Появился из глубин Слесаренко в новом синем костюме, с причесанными влажными остатками волос, в свежеповязанном галстуке серо-золотистого отлива. Парень с кухни немедля подал кофе, Слесаренко коротко и часто прихлебывал его, глядя сквозь Лузгина и слушая гундевшего Евсеева.

– Так, тезисы готовы?

Лузгин хотел было спросить, какие тезисы, но Евсеев уже тянул из папочки бумагу с крупно напечатанным, разбитым на приметные абзацы текстом. А ведь это была его, лузгинская, работа – подготовить тезисы для выступления, и он ее не сделал, поленился, решив все объяснить «на пальцах», а вот Евсеев сделал. И тезисы сделал, и его, Лузгина, сделал тоже.

– Понятно, – сказал Слесаренко, бегло ознакомившись с текстом. – Ваши соображения, Владимир Васильевич.

– Больше конкретных фактов, примеров из жизни города. И обязательно пинайте олигархов – об этом нас просили персонально. И про сепаратизм добавьте, про угрозу распада России – это будет воспринято.

– Ну да, здесь все так и написано, – тряхнул листочком Слесаренко, и Лузгин как будто бы слегка поплыл и на мгновенье потерял дар речи: ну как же классно обыграл его Евсеев! Поделом, поделом, здесь нельзя расслабляться...

– Тогда поехали, – закончил паузу Слесаренко.

В машине они сели рядом на заднем сиденье. Слесаренко угрюмо молчал, откинувши голову в кожаный изгиб высокой спинки, потом спросил, не глядя:

– Кто финансирует Бабурина?

– А черт его знает, – машинально ответил Лузгин. Сидевший впереди Евсеев посмотрел на слесаренковское отражение в зеркальце над лобовым стеклом и сказал:

– Там схема сложная. Потом я объясню, Виксаныч.

«Ага, – отметил про себя Лузгин. – Уже «Виксаныч», контакт ближе среднего...».

Возле парадного подъезда на Охотном ряду ему пришлось пережить еще один рецидив унижения: Евсеев, как бы спохватившись, с извинительно-неискренней улыбкой сообщил Лузгину, что на него заказан «простой» пропуск, так что они со Слесаренко войдут здесь, через парадное, а Лузгину придется топать вокруг думского квартала, там задний вход и бюро пропусков, в окошечко на букву эл, а потом переходом сюда и на третий этаж, в апартаменты депутатской группы «Регионы России». А ведь вчера, подлец, провел с парадного... Лузгин заупрямился, начал требовать объяснений, и Евсеев сказал: «Извините, Володечка, так получилось», добив «Володечкой» и без того расстроенного Лузгина. И опять же он спросил себя: что такое в его поведении подсказало Евсееву, что с ним возможно панибратствовать почти по-голубому? И еще он подумал: ну почему, когда подчеркнуто ведешь себя с людьми на равных, они так и норовят вскарабкаться тебе на плечи в грязных башмаках? «Ну все, – сказал Лузгин, бегом огибая квартал, – всех сволочей к ноге, на место, как собак».

Насчет перехода пришлось повыспрашивать, а дальше он запомнил по вчерашнему визиту. Первым делом он заглянул в кабинетик к Максимову, тот отсутствовал, а мужик в подтяжках за вторым столом только дернул в ответ головой и плечами: мол, следить за всеми не обязан. Тогда Лузгин пошел быстро в приемную Морозова, начальника «Роса йских регионов» и получил от девушки известие, что – здесь, прибыли и совещаются, но вот входить туда не на о, извините. Потом из кабинета выскочил Максимов, их гид его под руку и поволок в коридор, народу поливая иструкциями.

– Кто будет вести пресс-конференцию? – как бы вскользь поинтересовался Лузгин.

– Ну если спрашиваешь, значит, я буду вести, – сказал Максимов. – А ты сядешь рядом и станешь подсказывать, ежели что, по вопросам на местные темы.

– Вот уж нет, – огрызнулся Лузгин. – Эго я буду вести, а ты сядешь рядом и станешь подсказывать, кто там есть кто из вашей репортерской шатии-братии.

– Да как прикажете, коллега! – Максимов обхватил его за плечи.

– Морозов будет?

– Он только представит его и уйдет. Сам понимаешь, время горячее, едет в Белый дом на консультации. Так, погоди, я захвачу бумаги в кабинете, потом покурим там, на лестнице.