По большей части Фауст говорил о Крамере и его голландском аппарате. Он сказал, что в подчинении у Крамера находится семнадцать мужчин и женщин, а оперативный бюджет рассчитан на 25 агентов. Крамер, однако, едва ли преуспел в вербовке и половины от этого количества: пенсионеры, которым платили несколько золотых в месяц, чтобы они наблюдали за берегом, ночной портье в отеле “Европейский”, один или два знакомых из кабаре возле Торбекеплеин. Помимо поддержки этой довольно жалкой сети, Крамер беспокоился о своём положении в Берлине. Он также постоянно давил на Фауста, чтобы тот снабжал его женщинами.

Когда Фауст закончил, он отправился к буфету за бутылкой скотча. Первый стакан он выпил быстро, как бы для того, чтобы забыть дурной вкус, затем налил ещё один и вернулся к столу.

— Мне интересно, не могли бы вы рассказать немного о женщинах Крамера? — спросил Данбар. — Я имею в виду, существует ли определённый тип, который его привлекает?

— Он хватает всё, до чего может дотянуться.

— Проституток?

— Всё, что угодно.

— А эти взаимоотношения когда-нибудь имеют профессиональную основу?

— Вы хотите спросить, заносит ли он их в свод отчётов? Время от времени.

— Но в первую очередь это личный интерес?

Фауст прикурил сигарету:

— Послушайте, Данбар, здесь нет тайн. Карл Крамер не гений. Понимаете?

Данбар поднялся со стула и подошёл к окну. Прошедшая буря очистила небо, и он не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь такое небо... кроме тех моментов, с Зелле.

— А не могли бы мы изучить в деталях процесс вербовки? — спросил он. — А именно, как в точности Крамер подбирает агента?

— В основном так, как будто у него обе руки — левые.

— А вы принимаете участие в процессе вербовки?

— Иногда.

— В самом подборе?

— Иногда.

— Значит, если вам пришлось бы порекомендовать кого-то, имеющего потенциальную ценность, Крамер прислушается, устроит собеседование и тому подобное?

Фауст прикончил второй стакан виски, но что-то остановило его от того, чтобы налить третий.

— Я полагаю, нам следует сразу прояснить небольшое недоразумение. Так, чтобы царило полное понимание. Я не курю в постели и не мощу дороги агентам, которых не знаю. Вы следите за моей мыслью? Я не стану рисковать, особенно ради вас.

— Но я говорю не об одном из моих людей, Эмиль. Я говорю о подлинном сокровище, потенциально ценном, о некой персоне с явно выраженными германскими симпатиями.

— В какую такую игру мы сейчас играем, Данбар?

— Это не игра, Эмиль. Я только хочу, чтобы вы шепнули одно имя Карлу Крамеру на ухо, имя кое-кого, кто может быть полезен ему в качестве его иностранного представителя.

— И кто это? Кто эта личность с явно выраженными германскими симпатиями?

Данбар отвернулся от окна с руками, засунутыми в карманы:

— Это танцовщица Мата Хари.

На каминной полке лежали морские раковины, стояла кошка из слоновой кости и прекрасная фарфоровая балерина, со слегка приоткрытыми губами и телом, изогнутым, как лук. Фауст, казалось, изучает её.

— Вы знаете, Мартин рассказал мне о вас и о той женщине, Данбар. Он мне всё об этом рассказал.

— Это не то, что вы думаете...

— А что я думаю? Что вы беспокоитесь из-за её финансового положения и хотите устроить ей работу в германской секретной службе? Или, может быть, вы беспокоитесь о моём добром друге и коллеге Карле Крамере и умираете от желания помочь ему выполнить его обязательства перед Берлином?

Данбар бросил взгляд на часы на каминной полке: половина двенадцатого ночи, а конца не видно.

— Понимаете, я не могу вдаваться в детали, но операция намного серьёзнее, чем вы себе представляете.

— О, я так не думаю. Думаю, я её легко себе могу представить. Когда вам не удалось получить твёрдых доказательств связей этой женщины с Берлином, вы приготовились сфабриковать эти доказательства. Вы собираетесь провести её перед очень чутким носом Карла, превосходно зная из того, что я рассказал вам, — мужчина с его аппетитом непременно клюнет на эту наживку. Нет, мне это нетрудно представить.

Данбар стоял, уставившись на крикливый ковёр, с руками, по-прежнему засунутыми в карманы брюк.

— Я не лгу вам, Эмиль. Я же не притворяюсь, что есть доказательства, когда их правда нет. Но остаются, однако, признаки, указывающие на связь этой женщины с Берлином, явные признаки, которые просто нельзя игнорировать, — пожалуйста, позвольте мне закончить. Всё, что я предлагаю, — дать ей возможность обновить старые знакомства. Вот и всё. Я просто хочу дать ей такую возможность.

Фауст какое-то время молчал, всё ещё изучая фарфоровую статуэтку.