Кстати, Гриша тоже был женат и имел двух детей; мальчиков.

А больничный на три дня, за острое респираторное заболевание, ОРЗ, я мог и без Гриши получать.

Позади Старого корпуса стояло одноэтажное зданьице – институтский медпункт.

Перед занятиями приходишь, тебе дают градусник и, если есть температура, получи ОРЗ и гуляй три дня.

Только нужно ещё зайти в свою группу и предупредить старосту, чтобы в журнале пометки «absent» не писала, всё равно через три дня справку принесу.

Двойка, как специалист биологии рассказал, что при напряжении мышц температура вокруг них повышается. А подмышкой мышцы есть.

Засунув туда градусник, я начинаю их сокращать и расслаблять под одеждой, пока старшая медсестра по прозвищу Пилюля не скажет:

– Хватит уже.

У меня постоянно получалось не меньше 37.3.

Пилюля очень удивлялась отчего я так часто хвораю, или иммунитета нет?

Впоследствии она разозлилась и стала мне по два градусника выдавать, по одному для каждой подмышки.

Так разница составляла всего одну десятую: 37.3 и 37.2 – всё равно ОРЗ.

И тогда Пилюля озверела:

– Хватит! Раз так – вот тебе направление, иди ложись в городскую больницу.

Но и я не пошёл на попятную, отправился в больницу и пролежал там полторы недели; за ни за что, фактически, из чистой принципиальности.

При всём при этом, не нужно сбрасывать со счетов и моё основное занятие – учёбу.

Я отсиживал практические занятия, иногда посещал общие лекции, сдавал зачёты и экзамены.

И кроме того я занимался самообразованием.

На втором курсе мне посчастливилось встретить «Конармию» и «Одесские рассказы» Ивана Бабеля.

Он убедил меня: что и после революции в России остались писатели, а не одни только Шолоховы-Проскурины-Марковы.

На третьем, в институтской читалке я обнаружил журналы с «Мастером и Маргаритой» Булгакова. Он меня потряс.

На четвёртом курсе нескончаемые, как течение Нила, «Иосиф и его братья» ходили со мной на лекции.

И это не считая обычного чтива, что, не имея отношения к моему образованию, просто заполняло время.

Скажем, прошёл по общаге слушок: Ефремов! «Таис Афинская»! Потолок! Вершина и предел мечтаний!

Илюша Липес дал мне эту гетеру на два дня; пришлось даже, когда отключат в комнатах свет, выходить в коридор и читать под светильником у окна, между дверей в умывальник и мужской туалет.

Запахнувшись в чёрный кожух и с голыми ногами, я сидел там на стуле, потому что лень одеваться, если перед этим лежал под одеялом койки.

А что такого? На пляже не бывали?

Но при всём уважении к Илюше, это не литература, а иллюстрация к учебнику «История древнего мира» за пятый класс средней школы; я там такие же цветные картинки уже видел на всю страницу – рабы Египта тащат к пирамиде каменные блоки по песку.

Красочно, конечно, но лубки и литература не одно и то же.

Вот только наперёд не знаешь: где найдёшь, где потеряешь.

Когда я там, у тёмного замёрзшего окна, читал описание древнего ритуального празднества, участники которого бегали средь ночи нагишом, то у меня опять случилось видение.

Всего на секунду, но я оказался в тёмной греческой ночи и бежал совершенно нагой под чёрными деревьями и большими влажными звёздами.

Но тут же – щёлк! – и снова в кожухе на стуле под лампой дневного света и серый бетонный пол уходит во мглу коридора спящей общаги, но я всё ещё отчётливо помню те два шага-прыжка за ту долю секунды, а кожа всё ещё ощущает холодок от бега в ночи далёкого прошлого.

( … ну? Что тут будешь делать?

А делай как все – отмахнись, забудь и живи дальше.

Но книжка сама по себе всё равно – нудятина…)

Точно также и лекции: теорграмматика, теорфонетика, научный коммунизм, эстетика…

Хотя лекторов я, отчасти, даже и понимаю; им ведь и самим пришлось всё эту херню заучивать.

Теперь, на основании перенесённых мук, на нас, студентах, вымещают неудовлетворённость несправедливым устройством жизни.

Приходи ко мне в перинхму,

Позиготимся чуток…