Излишняя реклама может нанести урон деловой деятельности.

Кстати, вопрос задавала жена ограбленного соседа, который помимо пенсии пристроился ещё и сторожем в ПМС.

( … и в этом нет моей вины, что сокращённое название Путевой Машинной Станции совпадает с аббревиатурой предменструального синдрома…)

Особых угрызений совести я не испытывал – на его грядке после грабительского налёта осталось вполне достаточно, чтоб он дотянул до следующего сезона.

( … это лишь теперь, ретроспективно, возникает мысль о возможности наличия у него своих клиентов с канарейками…)

К тому времени минуло уже несколько лет, как мать моя перетрудоустроилась из КЭМЗа в Рембазу, где занималась комплектацией не знаю чего для вертолётов.

Физически работа её не изнуряла и, вернувшись домой после рабочего дня, она частенько делилась новостями об отношениях в коллективе комплектовки, где трудились одни только женщины за исключением начальника и мастера.

На работе она исполняла роль конфликтотушителя и забавлялась игрой в комплименты. То есть, сказав кому-либо очередную приятность, она её засчитывала себе как очко.

( … нужна хорошая школа, чтобы одаривая комплиментами не скатиться в повторение уже сказанного…)

Иногда начальник комплектовки крутил головой, приговаривая:

– Вот ведь жидовка! И тут умудрилась.

А мать моя радостно смеялась ему в ответ, смеялась и дома, пересказывая свой новый зачётный комплимент.

Мой брат Саша работал в ПМС – ездил с бригадой менять шпалы и трамбовать под ними гальку вибратором типа «штопка» на перегонах железнодорожных магистралей.

Только он один из всех рабочих бригады имел среднетехническое образование с железнодорожным уклоном.

Наша сестра Наташа, пока нет работы, водила мою дочь Леночку в детский сад-комбинат и обратно.

Меня же, по ходатайству отца в отделе кадров Рембазы, до конца лета временно приняли туда в строительный цех.

В Рембазе я ломал и строил какие-то стены вместе с тремя постоянными рабочими.

Самым трудным было дождаться пока подвезут цементный раствор.

Заработок составлял фиг да ни фига, но и работа – где сядешь, там и встанешь.

От нечего делать я снова оброс бородой и рабочие Рембазы окрестили меня Фиделем Кастро. Отцу моему это нравилось, скорее всего оттого, что Фидель был его одногодком.

Когда кончалось курево я ходил стрелять у отца.

Он работал слесарем в цеху с культурным режимом, где курить можно лишь в отведённых для этого местах, типа открытой беседки во дворе.

Отец пользовался в цеху уважением за свои золотые руки и за готовность показать как что делается.

Когда видишь, что человек и сам мается и работу мучает, можно втихаря посмеяться, да и пойти дальше. Мой отец не таков, он не терпит безграмотности.

Постоит в сторонке, болезненно дёргая щекой, подойдёт, возьмёт инструмент – покажет.

– Ну, что ж тут такого заумного?

Поэтому его и уважали и не обижались, что он бурчит:

– Всё-то у вас сикось-н'aкось! Чему вас только учат?

Многие рабочие Рембазы пришли туда из близлежащего села Поповки и в «бурсах» не обучались.

Поповка настолько интегрировалась с Рембазой, что в селе попадались изгороди с применением вертолётных лопастей. Списанных, конечно.

Но одно дело, если лопасть примотана проволокой и совсем другой коленкор, когда она аккуратно приболтована на креплении подсказанном дядей Колей.

В необлицованной половине хаты на Декабристов 13 проживала пенсионерка тётя Зина.

Она заплетала полуседые волосы в крепкие девичьи косы и подвязывала их крендельками. На крыльце её, у двери, большую часть года висела жёлто-высохшая круговая коса с вплетёнными в неё луковицами.

В жизнь двора хаты тётя Зина не вмешивалась и всем улыбалась.

Весной, по указке отца, мы с братом вскапывали её часть огорода.

Когда-то она очень дружила с Ольгой и затаила на меня обиду из-за развода, но всё равно улыбалась.

Жилплощади в нашей, облицованной, половине хаты хватало всем – три комнаты, кухня, веранда плюс летняя комната во дворе, под одной крышей с сараем.

Среди обитателей этой площади одна только пятилетняя Леночка была некурящей.