Задание не слишком привлекательное, но надо же отрабатывать харчи, как потреблённые (пирожки с пепси), так и грядущие.

И, оставив его на скамейке, я не отлынивал и не увиливал, а без увёрток, добросовестно локаторил – не забазарят ли хоть с какой-нибудь стороны родным шекспировским?

На бульваре Шевченко группа аккуратных мужчин, минуя Владимирский собор, назвала его «касидрел». Неужто?..

– Нет,– пояснил один из них,– мы разговариваем на латышском.

Пожалуй, хватит.

Зайду, вон, только в отель ИНТУРИСТ и – всё. Последняя попытка.

Пусть, Двойка, как себе хочет, а мне надоело.

На широком крыльце перед стеклянным входом здоровяк с саксофонным шнурком шее вежливо поинтересовался чего мне надобно.

До чего ж наивный вышибала. Ну откуда мне – интуристу – знать эти местные их диалекты?

Снисходительно обозрев двухметрового аборигена, я без слов захожу внутрь и сворачиваю налево – к бару.

Английская надпись над стойкой призывает платить только местной валютой и извещает, что сегодняшний день недели – выходной.

Да, самое время передохнуть.

Массивные с виду кресла у полированных столиков очень вертлявы и жутко удобны.

Исполнительность вознаграждается: начни я сачковать, то не сидел бы сейчас в такой благодати – чай, помягч'eе, чем Двойке-то на той скамейке.

В дальнем конце бара, у которого выходной, расселись врассыпную двенадцать апостолиц и ихний Учитель при них, с чёрной бородкой и пылкой проповедью истинной истины.

А у них что за язык? О том ведомо только им.

Скажу в отчёте Двойке, что попадалась делегация румынских птицеводов.

Через столик от меня, усиленно не глядя в мою сторону, две немецки-бесцветные д'eвицы обмениваются краткими фразами.

Проклятый языковой барьер. Девули-то явно маются. Рады б, небось, услышать: «вы привлекательны, я замечательный и есть у меня друг Двойка, вчетвером скучать веселее…» Да только не услышат. Языковая тюрьма. У них своя камера, у меня своя. Даже смотреть друг на друга не смотрим, как та лиса на недосягаемые гроздья.

Но они-то хоть между собой калякают, а я? Так и останусь глухонемым?

– Эн офули найс плейс,– общительно сообщаю я немочкам,– эйнт ит? Бат (с лёгким вздохом разочарования) нобади то хэв э ток виз.

Галантно киваю на их изумлённые взоры:

– Бай-бай…

За истекшее с той поры время куш так и не подвернулся, но Двойке понравилось иметь со мной дело. Я, как юный пионер, на всё готов, и кроме того я – реликвия его студенческой юности.

Вот и потекли после первой такие же краткие телеграммы, которыми он вызывал меня по выходным – название села и дата, когда мне следует туда явиться.

Туда от Конотопа полчаса электричкой, а потом минут десять автобусом.

– Чего это ты как выходной с цветами на электричку? К жене что ли? Так, вроде, развёлся.

– К другу, в село. А цветы для его матери с бабушкой.

– Так что у них в селе цветов нет?

Есть. Но работы в селе – пропасть. Как приеду – то крыша, то сарай, то на огороде.

Потом, конечно, самогону пей сколько влезет, ешь чего хочешь – всего хватает, да только без цветов я б там вроде как батрак, а когда с цветами – словно бы гость.

Родительский дом Двойки стоит на краю села, в тесной улочке с названием Берег. Тесноту в ней создают не хаты, а фруктовые деревья сплошняком нависшие поверх заборов.

Дом, конечно, зовётся хатой, но по добротности это, всё-таки, дом.

Между воротами и хатой, налево в палисадничке неглубокий колодец, до воды метра два. Над ним жестяная крыша, в'oрот с коленом рукояти и ведро на цепи.

Справа побелённая стена кирпичного строения, в котором есть всё – летняя кухня, чьё крыльцо почти смыкается с высоким крыльцом на веранду хаты, гараж для пока ещё не купленной машины, склад инвентаря, хлев.

Правда, в хлев вход не со двора, а с обратной стороны строения.

Пройдя между крылец, оказываешься на заднем дворе с длинным деревянным сараем для коз, кур, свиней и чего-нибудь ещё.

Под окнами хаты малинник и ещё пара яблонь, а дальше безмерный огород, за которым ровное поле и потом лесополоса скрывающая железную дорогу.

Колхоз этим полем не пользуется – слишком много подпочвенной влаги.

Привольно живут люди на улице Берег.

Глава в доме Раиса Александровна, мать Двойки, потому что муж её, Сергей, больше занят по хозяйству и ему не до болтовни.