– Никак нет, товарищ майор, сюда никто не заходил.

Но у него нюх, как у собаки и уже слышу за углом:

– Прапорщик Джафаров! Ко мне!

Пиздарики тебе, прапорщик…

Чего это начштаба за ним как с хуя сорвался?

Хотя, какая в хуй разница…

А вечером в поле другая охота.

Отдельная рота обложили крысу и загнали в трубу с заглушкой; плеснули туда бензина и подожгли.

Она выскочила и скачет по полю, как ком пламени, а они следом – культурно-спортивный досуг.

Потом, в ночную смену, я увидел крысиный выводок в проходе вокруг печи с котлами и с криком бросился на них – затоптать; но разбежались.

За что, спрашивается, я вдруг так крыс возненавидел?

Инстинкт самосохранения.

Они ведь людям, и мне в том числе, не простят сожжение той крысы; вот я и кинулся их превентивно перебить.

Придурок.

Однажды я спал на верстаке, а мне что-то на грудь уселось; тёмное такое, типа, сгусток чёрного тумана и – давит; хочу сбросить, а сил нет ни шевельнуться ни даже криком спугнуть; тягостно так…

Еле проснулся.

Ваня потом с умным видом начал пояснять, что это, мол, домовой.

Вот они там, в Крыму, тупые.

Кочегарка это – дом? Откуда тут домовому быть?

А та тварь сидела как раз в том месте на груди, что я побрил станком перед вмурованным в стену зеркалом.

Ну, чтоб видуха стала, как у мачо, а то у меня там волосни не больше, чем у Вани на верхней губе.

Но фиг я угадал, как было, так и осталось.

После очередной вечерней проверки я ушёл в Дёмино и там нашёл дом той Ирины, с которой познакомились на танцах.

У неё ещё и старшая сестра оказалась.

Та начала со мной тет-а-теты устраивать: Ирине, мол, за все её девятнадцать лет ещё ни один подлец не попадался и можно ли на мой военный билет взглянуть?

Это, типа намекнула, что её младшая сестра – целка.

– Не бойся; я – не подлец.

А насчёт военного билета, который у меня во внутреннем кармане хэбэ лежит: откуда у меня билет?

(Там же как раскроешь, справа внизу «жена Ольга Абрамовна».)

Билета нет. Нам его только в увольнение из сейфа выдают.

Потом пришёл муж старшей сестры, по имени Сеня.

Сперва он, типа, ревновать начал, но потом чай попили и я ушёл.

Через неделю в кочегарку солдатик из отдельной роты зарулил. Там, говорит, у забора какая-то девушка меня спрашивает.

Я – туда, а там – Ирина.

Дёминские иногда из Ставрополя в своё село по шоссе пешком ходят; парами, или по три, а тут – одна.

Привет. Привет. Поцелуи.

Договорились, что после проверки приду в село.

– Проводишь меня немного?

Это значит вдоль всего забора, мимо штаба, мимо КПП.

– Нет. Я тебя возле того угла подожду.

Я прошёл по дорожкам внутри части, она, параллельно, по шоссе. И от дальнего угла забора я её даже малость проводил.

( … теперь вот жалею – такую упустил возможность.

Ведь как красиво могли бы мы пройти вдвоём вдоль всего стройбата.

Не спеша.

А если б дежурный прапор остановил у КПП, я б мог ему сказать…

Хотя какая теперь разница что мог бы я ему сказать, если упустил – струсил и прошёл через часть, как шавка…)

Ночью она разделась до трусов, но не дальше.

Трусы были большие и свободно растягивались.

Вероятно, после всех тех, кто, как и я, хотел, но не сумел стать подлецом.

Под утро я ушёл несолоно хлебавши, на этот раз даже без чая.

Шесть километров по шоссе, когда вокруг тебя природа пробуждается для нового дня – это прекрасно.

Светало, но солнце ещё не поднялось над линией горизонта.

Недалеко на взгорке я увидел коня среди зелени широколистых трав и, без раздумий, сразу свернул к нему.

Идиотизм.

Я в жизни не садился на коня. Но так вдруг захотелось.

Он начал уходить, а я преследовать, но не догнал, а только насквозь промочил хэбэ в росяных травах.

Я вернулся на шоссе и шёл дальше, и орал всякие песни – всё равно здесь некому слышать мою лажу:

Спи – ночь в и-ю-не только шеееееееееееесть часов!..

Потом я получил от неё письмо отправленное из Ставрополя:

«…болит душа – по ком? – по тебе!..»